Проект "Мессия"
Шрифт:
Но есть и третья, она стоит спиной. Белая, короткая аюба, вышитая золотой нитью, высокие сапоги до колен и длинные, золотые волосы струятся по спине.
Она оборачивается и смотрит на Девять яркими, как у кошки, зелёными глазами. Образ расплывается и вот Девять видит только мазки чёрного на белом, и песок, белый песок. Его много, он идет рябью, потом волнами, он подкрадывается, хватает ее за ноги и пытается утащить вглубь. Его так много, что вот она уже по горло в нем и не может сделать вдох.
Вспыхивает и гаснет свет. Голубые проплешины
Девять больше не чувствует тела, ни рук, ни ног, но всё ещё видит. Видит она саму себя, маленькую девочку, Каттери лен Валлин, которая тоже смотрит на саму себя, но откуда-то сверху. Девять чувствует холод стекла под её пальцами, его гладкость. Смотрит и видит свои кости, чернеющие среди белого песка. Теперь она — горсть чёрной пыли. Частицы ее памяти притягиваются друг к другу и закручиваются по спирали вокруг останков.
Голос в её голове смеётся.
Теперь ты знаешь, как выглядит вирус памяти, дитя мое. Как выглядит бесконечность.
Лишь Гаард милостивый освободит тебя от памяти и этого песка, к которому ты приговорена навечно.
Сначала это всего лишь песок, мелкий, белый песок, ветер закручивает его в водоворот.
В итоге это всего лишь песок мелкий, белый песок, ветер закручивает его в водоворот.
Это — пустыня Арради. Её новый дом.
Они сидят друг напротив друга. Их четверо. Та, что сидит от неё справа, высокая с темной кожей и зелеными глазами, Анна Индира Ксарави.
Светловолосая, с короткой стрижкой и темными, как омут, глазами, Линесс Саатари.
Та же, что сидит ровно напротив неё, с золотыми по пояс волосами и неестественно-белой кожей, во все времена и во всех бесконечных вероятностях — Мелисса Кавано. Именно она была первой.
Изначальной.
Они, как звенья цепи. Три личности. Три жизни. Три фрагмента мозаики в глубине колодца. Разбитое на части единое целое. Цена, которую придётся заплатить каждому, кто захочет жить бесконечно.
И теперь она тоже здесь, среди них, ещё одна часть мозаики.
— Добро пожаловать, дитя мое, — говорит Мелисса и смеётся. Лицо её меняется, примеряя печальное выражение. Все в этом лице неправильно, от симметричности до пластиковой гладкости. Оно как безликая маска, которую надевают монахи чодари в День Памяти.
— Прекрасное сравнение, — говорит Мелисса. — А знаешь, откуда взялась эта традиция? Скрывать лицо под маской? Это маска Единого Древа, когда ты входишь в круг Единения, так выглядит твоё отражение в воде. Там нет лиц. Нет личности. Один есть все и все есть один. Ветвь, которую украли Вестники из нашего Сада, но не знали, что с ней делать, привела их в круг Единения, связала всех между собой, лишив индивидуальности.
— Не обращай внимания, это деформация, — говорит Анна. — Невозможно прожить вечность и не зациклиться, она может рассказывать тебе эти истории бесконечно. Память — все, что у нас осталось.
— Но почему вы здесь? — спрашивает Девять — Почему вы не … найдёте Гаарда?
— Круг Единения? — смеётся Мелисса. — Мы уже были там, нам не понравилось.
— Тебе не понравилось, — говорит Линесс Саатари. — Я бы предпочла все, что угодно, главное без тебя.
— Я — это ты, — отвечает Мелисса. — Не даётся тебе смирение, богиня!
— Хватит, — отрезает властный голос Анны.
— Простите, ваше Величество, как мы посмели, — улыбается Мелисса и церемониально кланяется, прикрывая лицо ладонями. Смех ее звонкий и озорной. Она убирает руки от лица, раскидывает их, как крылья и падает назад, спиной на песок, поднимая вокруг себя мелкую пыль.
Смуглое лицо Анны невозмутимо.
Девять смотрит в это лицо и на неё накатывает очередная волна знаний из глубины их общего колодца. Анна Индира — королева Адара. Та, которая две тысячи лет назад изгнала людей из Белого города. Она видела время Великого Исхода народов, когда люди ушли в Низину, а потом ушли и цу-гемы. В надежде на свободу и лучшую жизнь, они отправились к берегам проклятой Равии.
Анна поднимает тонкую бровь и непонятно удивление это или вопрос.
— Не обольщайся, Анна, — говорит Мелисса и рывком садится. — В Книге начал ты просто одна из глашатаев Творца на троне Великого Города, его бессменное воплощение. Красивый символ, лишённый человеческих черт! Как я и говорила, зло не может иметь человеческий облик. Это как с нашей богиней смертной плоти! Да, Сатти? Твои последователи, что ждут твоего возвращения, даже помыслить не могут о том, что ты развоплотила целый континент не из милосердия, не чтобы спасти все эти сотни тысяч душ, а от ярости и боли, которую не смогла сдержать.
— А боль и ярость это значит, не по-человечески? — спрашивает Линесс Саатари, та, что теперь зовётся Саатара, богиня смерти.
— Нет-нет, — качает головой Мелисса. — Она не богиня смерти, это очень важно понимать. Она именно богиня смертной плоти. Плоть — клетка, из которой нужно выпустить на волю бесконечную сущность, освободить, вернуть её в круг Единения Творца. К корням Великого Древа. Смысл этого мифа уходит глубоко во времена создание живого вируса, когда человек, воспротивился власти Творца и привязал свою сущность к плоти. Так люди хотели жить вечно, но плоть тленна, а сущность бесконечна, бессмертие обернулось для людей проклятьем.
Мелисса смотрит на неё и кажется видит насквозь, до самого песка, что разъел плоть и кости, вплоть до структуры вируса, который приковал ее к песку биореактора. Теперь Девять тоже тлен и память.
— Поэтому, — продолжает Мелисса, — каждый раз, когда человечество заново изобретает вирус, Творец уничтожает мир и начинает все заново.
Уничтожает мир.
И она видит этот мир, мертвый мир, покрытый панцирем изо льда. Мёртвый, равианский континент, некогда цветущий оазис, превращённый в голый, черный камень. Поверхность его, как мертвый глаз, смотрит в ровное, бледное небо.