Проект «Пламя»
Шрифт:
— Иди! — так бы выглядело это, произноси он слова вслух. — И поспеши. Тот, кто прошел раньше тебя, уже близок к цели. Сделай то, что должен сделать. А мне придется искать преемника. Я не смог выполнить своего предназначения и потому должен уйти.
Сергей за неимением времени не стал вдаваться в переживания старика. А тот с усилием повернул на девяносто градусов каменный барельеф с изображением незнакомого цветка, после чего произнес скороговоркой несколько непонятных слов, одновременно издав серию мысленных импульсов, похожих на азбуку Морзе, только на несколько порядков сложнее. Сергей, даже если бы запомнил эту последовательность, не смог бы ее воспроизвести. Такое
Войдя в лабиринт, Жуковский понял, что к «центру управления» ведут минимум три десятка дорог. По светившемуся еще следу Фотиева было видно, что тот выбрал самый короткий, но одновременно и самый опасный путь, что сильно осложняло задачу Сергея. Бывший глава ордена не раз проходил этой дорогой и хорошо изучил все ловушки, которыми она изобиловала. А Сергей хоть и знал о них, но чисто теоретически и перед каждой вынужден был снижать скорость, чтобы не свалиться в бездонную пропасть или не быть раздавленным многотонной каменной плитой. Продвигаясь вперед, он чувствовал, как все больше отстает от Фотиева.
Но Сергей не отчаивался. Интуиция подсказывала ему, что далеко не все резервы исчерпаны. Проведя за последние дни немало времени в «эфире», он многое узнал о тайных постройках предков, в том числе и об этом лабиринте. Например, о том, что камеры и переходы созданы не в обычном трехмерном пространстве и передвижение по ним не всегда согласовывается со знакомыми физическими законами. Мозг отказывался воспринимать некоторые парадоксы, например то, что начало коридора находится в Африке, середина — в Новой Зеландии, а выход из него — в центре Антарктиды. Овладев определенной суммой знаний, отсюда можно было совершать мгновенные путешествия по всем материкам.
Мало того, все изображения и символы, густо покрывающие стены и потолки, несли не только информационную нагрузку. Переплетаясь в бесконечном количестве комбинаций, соединяясь посредством силовых линий планеты в целое с другими постройками предков, они образовывали не что иное, как гигантский искусственный мозг. Но этот мозг не господствовал над древними, не руководил ими, как можно было бы подумать, осознав его сложность и невероятные возможности. Не обладая собственной личностью, он помогал предкам решать задачи, постичь смысл которых современный человек был не в состоянии, и не только из-за недостатка знаний, а потому, что в ходе прогресса безвозвратно утерял многие духовные и этические понятия.
А еще Жуковский узнал, что здесь, в лабиринте, на самые невероятные фокусы способно не только пространство, но и время. Поэтому, даже видя, что Иван Матвеевич уже вошел в круглый зал с постаментом в центре, он не опустил руки. Однажды, в ситуации, которая казалась безвыходной, им с дочерью удалось замедлить течение времени, причем он до сих пор так и не понял, как это у них получилось. А тут, внутри информационной сокровищницы предков и с возможностью этими сокровищами пользоваться, все стало ясно и понятно.
Фотиев не знал, о чем сейчас думал Жуковский. Для него древний лабиринт был всего лишь переплетением высеченных в камне ходов, а изображения на стенах — инструкцией, понятной лишь посвященным в древнюю тайну. Ни о каких парадоксах пространства и времени он не думал, понимая лишь одно: у него остались считанные мгновения. Он взбежал по ступеням, занял место на «троне», положил руки в углубления, имеющие форму ладоней, и понял: всё! Теперь ничто уже не может ему помешать.
18
Голос дежурного, доложившего Романову о прибытии женщины, звучал как-то странно. Когда генерал приказал немедленно проводить посетительницу к нему, прапорщик сдавленно хрюкнул в трубку и только потом произнес:
— Есть «проводить к вам», товарищ генерал!
И только увидев ее, Василий Андреевич понял причину веселья дежурного. Посетительница оказалось яркой молодой цыганкой, одетой по-современному, хотя юбка все равно была до пят, на шее висело несколько ниток бус, а пальцы украшали кольца явно старинной работы.
— Захар сказал, чтобы я пришла к вам, — сказала женщина Романову, кивком ответив на его приветствие. — Что я должна сделать?
Романов чертыхнулся про себя — неужели Вансович не мог прислать кого-нибудь с менее экзотической внешностью? — но не подал виду и коротко ввел цыганку в курс проблемы.
— Проводите меня к ней, — сказала она, выслушав генерала. — Когда закончу, постучу в дверь.
Вероника Вагнер сидела на диване в комнате, совсем не напоминающей тюремную камеру. Даже решеток на окнах не было. Правда, стекла в них были вставлены бронированные, в чем Вероника убедилась в первые же минуты своего пребывания здесь. Когда двое вежливых, но молчаливых молодых людей водворили ее сюда, она швырнула в окно увесистый горшок с цветком. Конечно, она не собиралась выпрыгивать со второго этажа, просто хотела привлечь внимание прохожих и прокричать обвинение в адрес сатрапов и душителей свободной прессы. Горшок разбился, а окно хоть бы хны. Пришла уборщица и смела в ведро осколки керамики и просыпавшуюся землю, ворча под нос что-то обидное в адрес некоторых излишне нервных особ. Вероника гордо проигнорировала вздорную бабу — не хватало еще обращать внимание на какую-то поломойку! Но, расслышав слова: «Прижали бы тебя по-настоящему, не так бы запела!» — невольно вздрогнула.
Она сидела в этой комнате уже несколько часов, и с каждой минутой ее праведный гнев разгорался все ярче. В голове у нее уже полностью сложился потрясающий материал, настоящий «репортаж с петлей на шее». Когда его прочитают миллионы, ее мучители проклянут тот миг, когда связались с Вероникой Вагнер!
Открылась дверь, и Вероника увидела на пороге молодую цыганку. Журналистка поняла: вот она, последняя капля, переполнившая чашу ее страданий. Каким изощренным инквизиторским умом должны обладать ее преследователи, чтобы поместить в одну камеру с ней какую-то грязную цыганку! Ведь от нее она может нахвататься чего угодно — от насекомых до всяких нехороших болезней!
Цыганка остановилась посреди комнаты, пристально вгляделась в страдалицу и сказала спокойно:
— Давно ли сама триппер лечила, красавица? — Повелительным жестом остановила подскочившую Веронику и добавила: — Да ладно, не напрягайся, дело-то житейское… Ты мне лучше вот что скажи, Федотова, — кто, кроме редактора, твою статью читал?
Журналистка даже не задумалась о том, проникла ли цыганка в ее мысли, или она сама не заметила, как высказала их вслух. Поняла она лишь одно: наглость этой шлюхи превысила все мыслимые пределы. Ну лечилась, так что с того? Венерические заболевания Вероника считала неизбежным злом, сопутствующим профессии, не такой уж большой платой за интересную информацию. Но как посмела эта дрянь назвать фамилию, которую она сама старалась не вспоминать! Она уже скривила губки в презрительной гримасе, готовая дать достойную отповедь наглой вокзальной девке, но напоролась взглядом на ее глаза — и утонула в них, будто в омуте.