Проект Повелитель
Шрифт:
Мы с Федей переглянулись. Идея толковая, только проку-то? Косой заиграл желваками, что-то обдумывая. Меж тем Хаймович наклонился к Толстому-2 и провел рукой по шерсти.
– Надо же! Как просто и эффективно, вы только посмотрите! – воскликнул дед.
Шерсть под его рукой становилась прозрачной как стекло, как рыболовная леска, сквозь нее виднелась серая кожа. А то, что мы приняли за камуфляж, было клочками плотно склеившихся шерстинок, окрашенных в камуфляжные цвета. Ботинки на ногах были сделаны таким же макаром. Осторожно и трепетно Хаймович принялся разглаживать лицо, стирая с него мои черты и проявляя его истинный облик. Лицо тоже было заросшее шерстью – морда, а не лицо, и не разглядишь толком. Только глаза остались человеческие, больные, с невыразимой мукой,
– Похоронить бы его надо, ребята, по-человечески похоронить…
На свежий холмик дед водрузил две крестом перевязанные палки. Федя подмигнул мне, мол, соображает старый – могилу мою имитирует.
Хаймович обтер ладони и перекрестился:
– Суждено мне было родиться иудеем, Богу было угодно, чтоб я стал христианином. Не знаю, как молиться за тебя, но все мы под Богом ходим, упокойся с миром. Аминь.
Скучно. Сидеть дома мне было скучно. Не могу я без дела. Бродить, искать, залазить на непокоренные высотки. Выслеживать дичь, самому спасаться от дичи.
А дома я могу только есть и спать. Конечно, я могу еще помыть сковородку, постирать одежку, помахать молотом по наковальне, выделать шкурку. Дед пытался привить мне любовь к чтению. Может, я и полюбил бы это дело, но читать про чужой и непонятный мир, который я никогда не видел и не увижу, и на каждой странице приставать с расспросами к Хаймовичу – это выше моих сил. Хаймович уходил в столь пространные пояснения и воспоминания, что, слушая его, я забывал, о чем, собственно, книга.
Но сегодня редкий день, когда я один дома. Дед ушел проверять силки. Косой подался к своей банде, узнать новости и напомнить им, что он главный. Словом, предоставленный сам себе, я целиком ушел в хозяйственные хлопоты. Простирнул одежку в накопленной дождевой воде. Помыл сковородку. И прилег на диван рассматривать карты, найденные в вертолете, вникая в тайну линий, геометрических разводов и обозначения объектов. На одной из карт, как я догадался, был нанесен план города, таким, каким он был до взрыва. Я даже самостоятельно нашел на нем заветный домик со шпилем. Вторая карта оказалась темным лесом, в прямом и переносном смысле. В лесу, насколько я понял, находился некий объект под номером 7844 с буквами, разделенными черточкой: в/ч, рядом с объектом – некая клякса под именем «оз. Тихое». Скорее всего, сообразил я, вертолет оттуда и прибыл. Дальше пялиться в непознанное мне стало скучно, напала зевота, и я собирался вздремнуть еще минут шестьсот. Но планы мои порушил хлопнувший дверью Хаймович.
С порога он хлопнул на пол тяжелый рюкзак, а мне кинул длинноухую тушку. Хаймович был в прекрасном расположении духа.
– Вооружайся ножом, друг мой, и свежуй зайцев! Удивительно! Но лесное зверье заселяет город. Ставил петли на собак, а попались зайцы. В рюкзаке еще два да пара десятков крыс. То, что город стал зарастать почти сразу после катастрофы, вполне закономерно. Сейчас никого не удивляет ни куст, растущий из асфальта, ни крона дерева, выглядывающая из окна разрушенного дома. Но, что здесь делать лесному зверью, непонятно. Лес, конечно, наступает на город, но в нем и корма для животных несравнимо больше. Нам это, конечно, на руку. В последнее время собак в городе поубавилось.
Пока Хаймович погружался в рассуждения, я, не теряя времени, стягивал шкурку с подвешенного за ногу зайца. Нам это раз-два, и готово. Вот с крысами возиться я не любил – мелочь и времени отнимает уйму. Меж тем Хаймович ударился в воспоминания:
– Зайцев, Максим, надо готовить в сметане, исключительно в сметане. Это большая ошибка – тушить их в вине. В вине мясо приобретает неприглядный цвет свернувшейся крови. В сметане же заяц теряет свою жесткость, мясо обретает недостающую ему сочность и жирность – исключительно благодаря сметане. Эх, как жаль, что сметаны сейчас днем с огнем не сыскать. Как замечательно готовила зайцев наша соседка тетя Клава! Ее муж, довольно угрюмый и неразговорчивый тип – как же его звали?.. Дай бог памяти, э-э-э?.. Неважно, он был страстный охотник и в зимнее время просто заваливал ее зайцами. Она же, по доброте душевной, угощала нас. А мы с зайцами поступим следующим образом. Надо будет повесить их в коптилку, и будет зайчатина горячего копчения. Уверен, что получится исключительно вкусно. Надо бы проверить, Максим, есть ли у нас еще яблоня?
– Угу, – ответил я, бросив последнюю тушку в тазик, и поднял тазик на стол от греха подальше. Душман нарисовался и завертелся под ногами, обтирая хвостом штаны и выводя рулады кошачьей песни. – Кишки ешь! Не фиг морду баловать!
Видя, что с мясом обломилось, Душман с урчанием поволок кишки под лестницу.
В окно гостевой комнаты влетел камень и прокатился по полу. Что за гость?
– Старый, ты дома? – донеслось с улицы.
Кажись, Кот. Я взглянул на деда и принялся ожесточенно жестикулировать, болтая ладонью у рта, давая понять, чтоб дед его заговорил и задержал. Сам же схватил тесак и тенью метнулся по лестнице, бесшумно отводя задвижку на двери. Хаймович кивнул и вышел в гостиную.
– Дома.
– Вижу, ты Толстого уже прикопал? И правильно, чего мясу тухнуть.
– Зачем пришел? – спросил Хаймович сухо.
– Ты сильно, дед, не возникай. Толстого теперь нет, и с Косым скоро разберемся. У тебя теперь один хозяин будет – Джокер.
– Один Бог мне хозяин. А другой власти надо мной никто не имеет.
В это время я уже крался к окну второго этажа, собираясь застать Кота врасплох. Не из подлости и не ради удара исподтишка – просто боялся, что при моем появлении он сделает ноги. А бегать я не любил, не то что прыгать и лазить. Вот я уже у окна, можно прыгать. Разговор продолжался:
– Ты, я вижу, дед, еще не проникся, хочешь умереть раньше времени?
– Ты никак угрожать пришел? – ответил Хаймович вопросом на вопрос.
– Дело к тебе есть. Железяку одну сделать надо, – сменил тему Кот.
– Не интересует меня твоя железяка. И тут я спрыгнул.
– Т…ты! – удивился Кот, хватаясь рукой за нож.
Но вытащить его он уже не успел. Я всадил нож ему в грудь снизу вверх и ковырнул слева направо, разрезая сердце, не оставляя ему ни единого шанса. Кот дернулся и завалился на спину. Я отвернулся от него, взглянул на Хаймовича. Тот, странно кривясь, смотрел на меня.
– Нехорошо, Максим, прерывать разговор.
– Да ладно! Зачем говорить, если конец известен. Сейчас оттащу подальше, потом крысок дочищу.
Не нравился мне взгляд Хаймовича – будто он осуждал меня за что-то. За что? Он же знал, чем дело кончится. И прав я был, говорить тут не о чем. Только вот осуждение во взгляде куда девать? И я хорош, словно нашкодивший ребенок, крыс приплел, словно провинность какую собирался отрабатывать. Плюнуть, растереть и забыть!
Подхватив Кота за ноги, я с остервенением потащил его к соседскому дому. Кину в подвал, и всего делов. Но тяжелый взгляд Хаймовича буравил мне спину. Дотащив до места, оглянулся. Деда в окне не увидел. Обшарил карманы Кота. Помимо ножа обнаружил тонкую фляжку с самогонкой производства «Джокер и компания» и чуть не прозевал в маленьком кармашке на штанах золотое колечко с красным камешком. Как удачно! Будет чем Розу порадовать. А пойду-ка я к ней? На сердце было невыразимо тяжело. Да что за напасть такая? Вроде ничего особенного не приключилось, но словно мешок с камнями кто подвесил. Скинув труп в подвал, я хлебнул из фляжки и, подождав пока мягко стукнет по голове, а в животе разгорится тепло, двинулся в известном направлении. Ну не мог я сейчас Хаймовича видеть, никак не мог.
Постучал костяшками пальцев в гулкую железную дверь. Дома она. Я это уже знал.
Даже видел, в какой комнате находится некая размытая и теплая тень. За порогом зашебуршало, и дверь со скрипом открылась.
– С чем пришел? – спросила она.
Я молча протянул зажатое в пальцах колечко и только потом поднял глаза.
Роза постарела. Мешки и морщины под глазами, которые пристально и испытующе смотрели на меня. Она поправила прядь волос, и я увидел их белые седеющие корни.