Проект Повелитель
Шрифт:
Заглянув в один из кабинетов, инстинктивно отпрыгнул, захлопывая перед собой дверь и прижимая ее плечом. Мама дорогая! Торк! Не к ночи будь помянут. Перевожу дыхание и лихорадочно соображаю, что делать. Зря я от автомата отказался. Не может быть, чтобы он тут живой был да еще дверь за собой закрыл. Шума нет, и клешнями в дверь никто не стучит. Тихонечко приоткрываю дверь и заглядываю в щелочку. Так и есть! Дохлый! Стоит себе на подставке, под клешнями две подпорки из арматуры. Рядом еще парочка, размером поменьше. На столе под стеклом вообще малюсенький, с ладонь размером, и надпись непонятными буквами. Детеныш,
Так, в раздумьях, и побрел, уже не торопясь, а тщательно сканируя пространство вокруг. Чувство опасности молчало, окаянное. Может, и зря я запаниковал, но повстречаться с живыми торками, да еще и в узком коридоре – не предел моих мечтаний. Слабое место у них только глаза, а попробуй попади из пистолета. Стрелок из меня аховый. Если только в упор?
Тишина. Гнетущая тишина. Где-то капает вода из незакрытого крана. Машинально отмечаю, что надо бы посудину подставить, чтоб зря вода не пропадала. И тут же себя одергиваю. Какая тут, на фиг, посудина? Не в городе же. Воды здесь, похоже, немерено. Какая, однако, расточительность. В детстве мы под все самодельные капельницы чашки подставляли, знали их все наперечет в округе и делили потом воду по глоткам. Жора-обжора не раз по голове получал за то, что глотнуть больше других старался. Однажды засекли его, как он втихаря воду из капельницы загодя выпил. Озверели пацаны. Пинали его, пока он шевелиться не перестал.
Как-то к слову пришлось, и я рассказал об этом случае Хаймовичу. Странное у него лицо сделалось. Закрыл он тогда ладонями лицо, а когда отнял – лицо его было мокрым. Меня тогда поразил тот факт, что из-под повязки, где у него глаза не было, тоже текли слезы. Глаза нет, а слезы текут. Не помню, что он сказал тогда, говорил что-то горячо, словно споря сам с собой, а что – не помню. Вот, когда постарше был, запомнил одну его поговорку, потому как правда: «Если бы я не был жесток, я бы не выжил. Если б я не был добр, я не заслуживал бы права на жизнь». Что-то воспоминания меня одолели. Чуть дверь с заветной табличкой не прозевал. Так и есть, КП! Замочная скважина заветная на месте, и коробочка допуска слева от замка. Привычная процедура – и щелчок замка.
Столько экранов в комнате и все разные места показывают. И все незнакомые.
Нет, вру. Вот оружейка изображена, я ее по рюкзакам нашим опознал. Пара экранов туман какой-то показывают. На двух мурашки. Входы в лифт на всех четырех этажах. Стоп, а где пятый? Пятый в мурашках. Мухи, поди, загадили. А вот и наш. Хаймович кемарит, а Федя рядом автомат всё разбирает-собирает. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы жрать не просило. Ух ты! Пружина соскочила и Косому по пальцу.
– Мать твою! – высказался Федор, тряся пальчиком. И я это услышал. Как это? Я в недоумении уставился на экран.
– Ты чего, косорукий, делаешь?
Косой подскочил как ужаленный и принялся озираться. Хаймович открыл глаза.
– Толстый? Ты чего в прятки играешь? Ты где?
– Как где? В командном пункте.
– Замечательно! – поднялся на ноги Хаймович. – Мои поздравления, Максим! Осмотри всё внимательно
– Нет, ты прикинь, Хаймович, до чего техника дошла! – сокрушался Федя. – Он торк его знает где, а мы с ним разговариваем.
– Я думаю, Максим нас не только слышит, но и видит. Так ведь, Максим?
– Ага.
– Нет, я так не играю, – надулся Федя. – А мы-то его почему не видим?
– Это не предусмотрено системой. Он в наблюдательном пункте, а мы в наблюдаемой зоне, только и всего.
Косой хмыкнул и промолчал.
– Давайте не отвлекаться на мелочи, – это он Косому. – Рассказывай, Максим.
И начались мои мучения. Старый сто раз переспрашивал одно и то же. Я взмок, хотя жарко не было. И всерьез подумывал над тем, чтобы притащить деда на веревке, поднять на веревке и сюда, чтоб он сам всё осмотрел и не морочил мне голову. И, не выдержав, прямо деду это и предложил. Но он отказался, ссылаясь на то, что он не такой легкий, как кажется. Кости, мол, у него тяжелые. А еще он попросил меня не отвлекаться, а продолжать.
Пытка продолжалась с полчаса, но мне показалась вечностью.
– Так, Максим, вот этот стол, который перед тобой, на нем что лежит?
– Доска с кнопками.
– А перед доской экран есть?
– Есть, только не показывает ничего.
– Темный?
– Синий.
– Командная строка есть?
– Чего?
– О, господи! Ну как тебе пояснить… Помнишь, как на ноутбуке?
– Где?
– Ну как на том аппарате, который я взломать не мог.
– Сказал бы Косому, он прикладом бы раз – и вдребезги.
– Максим, не прикидывайся глупее, чем ты есть. Надо же, раскусил, подумал я, пряча улыбку.
– Что-то типа.
– Что именно?
– Ну написано «вход в систему», белая полоска и палочка на ней то появляется, то пропадает.
– Всё правильно, – вздохнул Хаймович. – Попробуй нажать на клавишу, знаешь, такую…
И Хаймович принялся пальцами рисовать на полу загогулину.
– На ней слово не по-русски написано, но первая буква похожа на русскую Е.
– Нажал.
– И что?
– Пишет, что пароль введен неправильно. Спрашивает: пароль забыли?
– Подсказку жми.
– Где?
– Боже мой, – Хаймович заломил пальцы. – Ладно, чем черт не шутит. Палочка на месте, моргает?
– Да.
– Буквы русские на доске видишь?
– Ага.
– А сбоку цифры есть?
– Есть.
– Набери: 04061966.
– Набрал. Только тут точки вместо цифр.
– Так и должно быть. А теперь жми клавишу, ну ту самую, которая загогулиной.
– Есть! Пишет: вход в систему выполнен. Тут квадратик вылез: пишет, что введен режим безопасности «А» и спрашивает: отменить? Ниже два квадратика: «да» и «нет».
Хаймович прислонился к стенке и схватился за сердце. Федя подскочил к нему.
– Тихо, дети мои, тихо… – сдавленно произнес старик. – Всё просто настолько замечательно, что мне не верится. А теперь, Максим, видишь стрелочки на все четыре стороны?
– Нет… А, вижу.
– Наведи стрелочкой на «да» и подтверди. Жми загогулину.
– Всё. Пишет, что режим безопасности снят. Вы только ко мне не рвитесь по лестнице, – я замялся, как-то не верилось в удачу. – Вдруг защита еще есть. Я сам к вам приду.