Проект «Веспасий»
Шрифт:
– Зайца подстрелил? – спросил напарник, когда Глеб покинул рощу.
– Пока смогу только кабана, если будет стоять боком в пяти шагах, не хрюкать и не шевелиться.
– М-да… Но местные чот боятся огнестрелов. Держи-ка его заряженным. Пальнёшь в воздух, скажешь – вторая пуля в лоб. Местные не знают, что снайпер-Чингачгук из тебя как балерина.
Но пистолет – штука с характером. Ищет случай, чтоб себя проявить. На третий день пути услышали яростный лай большой собачьей своры слева от дороги. Лошади вдруг всхрапнули и встали колом, как бы Глеб, сидевший на облучке, не понукал их.
Впереди стаи
Глеб слез с повозки и шагнул вперёд, игнорируя предостерегающий возглас Генриха.
В глазах лесного хищника сверкали ярость и одновременно какая-то неземная тоска. Хоть мимику зверя глупо проецировать на человеческую, те же вельш-корги, собаки-улыбаки, далеко не всегда веселы как кажется, щемящее предчувствие смерти было написано на острой морде огромными буквами. Волк поворачивался, демонстрируя собакам клыки, и предупреждал: пусть я умру, но и для кого-то из вас эта битва станет последней. Псы, подбадривая себя и всю стаю заливистой брехнёй, медлили, понимая опасность предсмертной ярости врага.
У Глеба жила больше десяти лет немецкая овчарка, по старости отправившаяся за радугу, поэтому что-то кольнуло внутри. Не хотелось, чтоб волчьи зубы напоследок перекусили горло кому-то из животных. Да и гордому хозяину чащи не желал долгих мук…
Он подошёл вплотную к кольцу собак и выстрелил. Пуля прошила серому бок. Вторично не получилось, псы как по команде ринулись в атаку на подранка, образовалась куча мохнатых тел, и не смог бы точно прицелиться, будь даже в руках «глок».
Наконец, свалка распалась. Волк лежал недвижимый. Собаки слизывали кровь. Похоже, ни одна из них серьёзно не пострадала.
Подошёл Генрих.
– Засада, командир. По бокам снег здесь глубокий, застрянем. А взять волчью тушу и отшвырнуть за обочину не выйдет. Шавки решат, что мы покусились на их добычу, и набросятся.
Пока что те никак не реагировали на людей. Лошади тоже стояли смирно и только косились на мёртвого волка, внушавшего больше опасений, чем его убийцы.
Ждали около десяти минут, пока слева из леса не показались конники.
Впереди на высоком буланом жеребце скакал важный мужик с ружьём поперёк седла. Хоть вроде бы на охоте, а разодет был как на парад: отороченная мехом шапка с верхом в форме колпака, откинутым назад, и с перьями, торчащими из какой-то бляхи надо лбом, зимний чёрный расшитый кафтан, тоже с меховой опушкой, синие шаровары заправлены в красные сапоги с загнутыми носами. Усы имел висячие, бороду бритую, а вид неприступный.
Первым прискакав к месту развязки звериной драмы, пан спрыгнул с коня, отпустил поводья и шагнул к волку. Глеб обратил внимание, что на левом боку болталась неизменная сабля, вряд ли полезная на охоте. Но за недели, проведённые в Великом княжестве Литовском, усвоил: шляхтичи разве что не в постель её берут как символ гордости и принадлежности к верхушке. Только шляхте и их слугам дозволено носить оружие. Оттого пистоль спрятал под рясу.
Боярин похвалил псов, добывших волка, и склонился над добычей. Тем временем его окружила дюжина всадников. Четверо мужчин были в шляхетской одежде, с ними, вот неожиданность, две дамы –
– У волка моя пуля в боку! – гордо заявил главный.
– Пшепрашам, пан Заблоцки, – возразил другой охотник, судя по одёже, вряд ли уступавший ему знатностью и богатством. – С пулей в боку так бы далеко не убёг. Я слышал выстрел совсем недавно.
– Хотите сказать, я плохо стреляю, пан Ковальски? – первый поднялся от тела волка и положил правую руку на эфес сабли, всё же полезной даже тут – затеять конфликт и решить его ударом клинка.
– Стреляете вы отменно, – второй и не думал раздувать спор. – Только есть у меня подозренье, что кто-то иной осмелился охотиться в ваших угодьях.
– Кто же посмел? – возмутился Заблоцки, впрочем, довольный поводу перевести гнев на другой объект. – Не эти же монахи!
Взгляды шляхты и слуг перенеслись на русских американцев. Собственно, только сейчас почтенная публика изволила обратить на них внимание.
– Благослови Господь ваши долгие дни, пан Заблоцки.
Шляхтич вместо того, чтоб успокоиться, занервничал ещё больше.
– Чужестранцы?!
– Так есть, ясновельможный пан. Монахи-пилигримы из католического прихода в Массачусетсе, заокеанской англицкой колонии. Следуем на восток, чтоб прикоснуться к христианским святыням Литовской Руси. Я – брат Глен, со мной брат Генрих.
– Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – невпопад присовокупил второй.
– Не видали ли вы, святые братья, кто стрелял в волка? – спросил Ковальски.
– Я стрелял, – к изумлению Генриха тут же признался Глеб. – Волк, хоть и раненый был, выскочил прямо на лошадей. Думал – нападёт. Мы в Массачусетсе всегда готовы – и к атаке зверей, и язычников-дикарей.
Он без смущения продемонстрировал пистолет, чем произвёл сильнейшее впечатление. Охотники не знали, что стрелял в недвижного волка с пяти-семи шагов, и вообразили: попал в бегущего.
– Не шляхтич, но с оружием… Стрелял в дичь в моих угодьях, не испросив позволения… – начал было Заблоцки, не решив, нужна ли эскалация конфликта или разрулить дело миром, всё же монахи, да ещё прибывшие издалека…
– Я желала бы видеть братьев у нас в фольварке и услышать рассказ о заморской стране, – вмешалась старшая из женщин, моментально спустившая давление.
– Почту за великую честь, прекрасная панна, – склонил голову Глеб.
– Разве вам положено любоваться женской красотой? – подколол Ковальски.
– Чем сильнее искушение, тем благостнее удержание от искуса, – выкрутился Генрих. – У нас целибат, и только Господь – наша семья. Но посмотреть-то хочется, как ни умерщвляй плоть.
– Оставь греховные помыслы, брат Генрих, не злоупотребляй добрым отношением почтенных господ, – одёрнул его старший коллега.
Пани Заблоцкая, тем не менее, вполне благосклонно восприняла комплимент.
Один из холопов поднял волка и перекинул через круп своей кобылы, вызвав у неё приступ паники. Другой остался с монахами, чтоб указать дорогу в Заблотье. Паны и панны дали пятками в бока лошадям и унеслись обратно в лес, видно – кратчайшей дорогой в фольварк. Проводник указал другую, длиннее, но проходимую для саней.