Проект Ворожея

Чередий Галина Валентиновна

– Влада, здесь и так тесно, не хочу вас задеть! Просто постойте снаружи, – попросил и протянул ей мой телефон. – Сейчас дежурный ответит, скажите ему, нужен наряд на ваш адрес. Проникновение на частную собственность и нападение на сотрудника и все такое. В общем, разберетесь! – отдав мягкий приказ, отвернулся, делая шаг навстречу двум бугаям, наконец выскочившим из кухни и ломанувшимся в нашу сторону.

На этот раз она послушалась и резво покинула помещение, торопливо говоря по телефону.

Первого выскочившего на меня высокого, но тощего лупоглазого детинушку я срубил

ударом в челюсть, и он рухнул как подкошенный. Но в этот момент ублюдочный родственничек извернулся все же и врезал мне под колено ногой, отвлекая и почти лишая равновесия. Поэтому я чудом не пропустил удар водочной бутылкой по голове от второго архаровца, который, по меньшей мере, вырубил меня бы точно. Едва уклонился, и стекло тяжело обрушилось на левое плечо, лишая подвижности руку и окончательно выводя меня из себя.

– Ну ты, тварь, нарвался, – зарычал я от боли и ярости одновременно и стал молотить его одной правой, чего, в принципе, оказалось более чем достаточно. Уже через минуту на полу, пачкая его кровью, валялись три скулящих, безобразно матерящихся и мало сохранивших способность к передвижению тела. И именно этот момент выбрала запыхавшаяся Влада, чтобы нарисоваться в дверях с садовой ржавой лопатой наперевес и самым угрожающим из возможных видов. Ни дать не взять – амазонка на тропе войны! Не выдержав, я непристойно фыркнул и зашелся смехом. Она сначала покраснела и опустила свое страшное оружие, укоризненно глядя на ржущего меня.

– Я помочь хотела! – сказала женщина, впрочем, заражаясь уже моим приступом немотивированного веселья и улыбаясь. – А это все, что смогла быстро найти.

– Ну, по крайней мере, я знаю, что ты не бросишь меня, окажись я в жо… сложной ситуации, – хрюкая и утирая слезы, констатировал я.

– А ты другого ожидал? – с искренним удивлением спросила Влада.

Ответить я не успел, потому что вой сирены и проблесковые маячки сообщили о прибытии наряда. Когда дежурные грузили беспокойный груз в машину, Владин дядька опять стал ругаться и сыпать угрозами.

– Все равно домик-то мы отожмем! – вопил он. – Бабка-то при смерти, чокнутая. А как перевернется, все нам достанется! А тебе, защитник херов, ни хрена не обломится тут! Еще и замочит тебя эта сука полоумная, как тех пацанов бедных!

Проводив машину дежурных и пообещав завтра оформить задержанных как полагается, я вернулся во двор и увидел Владу, которая стояла привалившись спиной к стене дома. Ее и без того лишенное румянца и загара лицо сейчас казалось еще бледнее обычного, губы сжаты в белую напряженную линию, а взгляд был выжидающим и обреченным одновременно. Она опять была похожа на человека, готового немедленно защищаться, и это резануло мне по нервам, вызывая острую досаду. И поэтому, несмотря на то, что язык буквально чесался, решил, что время докапываться до сути не подходящее.

– Так что, я могу рассчитывать на кружку чая за помощь в устранении бардака? – подмигнув, спросил я.

По тому, как медленно изменилась вся поза и выражение лица женщины, понял, что совсем не этого вопроса она ожидала в первую очередь. Ну что же, не только вам меня удивлять, госпожа экстрасенс. Антоха… он

тоже кой-чего может.

– Тебе совсем не обязательно мне помогать, – опустив глаза, ответила Влада.

– Здрасте, ты за меня на отморозков с одной лопатой готова была пойти, а я тебе прибраться не помогу? – На скулах Влады вспыхнули пятна, выдающие смущение, и она с улыбкой покачала головой и, похоже, окончательно отпустив напряжение, пошла внутрь. Ну вот так-то лучше, чем стоять, как перед расстрелом. Вместе мы очень быстро навели порядок и в прихожей, и на кухне, где троица незваных гостей насвинячила отменно. Когда я наконец получил свою кружку чая и обосновался на подоконнике, Влада уселась рядом, так что наши плечи и бедра почти соприкасались.

– Ты ведь знаешь, что нельзя здесь оставаться одной, пока не сменишь замки? – я не столько спрашивал, сколько настаивал.

– Почему? – удивилась Влада. – Ты ведь забрал у дяди ключи.

– А кто сказал, что у него нет дубликатов?

– Но ведь он и его дружки все равно будут пока в отделении, – пожала она плечами.

– Будут, конечно, – кивнул я и хлебнул кипяток из единственной кружки. – Но всегда может в отместку позвонить кому-нибудь и попросить прийти и доставить неприятности. У таких типов полно собутыльников, готовых сделать гадость, если за нее проставятся или проплатят.

– Да нет у него денег, – отмахнулась Влада. – Они с теткой все, что могли, пропили. Она до встречи с ним вполне успешной была, хоть и одинокой. Встретила этого… Моложе себя, тогда еще симпатичный был, слова правильные и красивые говорил. Мама сразу сказала, что он дерьмо. Но тетя Ира и слушать никого не захотела. А он и присосался к ней, как клещ. Споил постепенно и сам спился. Если бы не бабушка, они бы давно и этот дом продали, и деньги спустили.

Влада говорила отрывисто и задумчиво, глядя перед собой, и я задавался вопросом, что за картины она сейчас видит в своих воспоминаниях.

– Ну, я так понимаю, что состояние бабушки серьезное, если этот деятель явился сюда с притязаниями, – вернул я ее к насущному.

– Похоже на то, – плечи женщины опустились, и лицо помрачнело, как будто его накрыла тень.

– Ты не в курсе? – удивился я.

– Нет. Она… не общается со мной, – Влада резко махнула головой, чуть скривившись, как от неожиданной боли. – Я – разочарование.

Твою мать, ну вот кто меня за язык тянул с этими расспросами. Но раз уж начали…

– Но когда ты пришла, то ожидала ее увидеть.

– Просто подумала… мало ли. Вдруг что-то изменилось, – она закусила губу и дергано пожала плечами, скрывая неловкость.

Влада опустила голову и зажала обе ладони между коленями, выдавая вновь возросшую нервозность. Глубоко вдохнула и выдохнула, явно решаясь.

– Спроси меня, – тихо сказала она.

– А ты уверена, что готова рассказать?

– Скорее всего, нет и никогда не буду, – снова тяжело вздохнув, ответила она, продолжая смотреть на свои руки. – Но лучше сделать это сейчас, чем все время опасаться, что ты рано или поздно узнаешь и станешь презирать меня. Сейчас я это легко переживу, а потом может быть намного хуже.