Проект Ворожея
Шрифт:
– Ну что же, раз я теперь весь из себя раненый, Влада, у меня появилась гениальная идея, – решил я нагло воспользоваться ситуацией и предотвратить заодно новый сеанс ее самобичевания. – Тебе придется какое-то время побыть моей нянькой, водителем и секретарем. Потому как больничного нет в моих планах уж точно.
Конечно, я понимал, насколько это было нахальством с моей стороны, и, мелькни сейчас хоть тень недовольства или отрицания на лице женщины, я бы тут же включил заднюю, обратив все в шутку. Но Влада неожиданно буквально просияла.
– А я не знала, как бы тебе это предложить потактичнее, – созналась она, хотела продолжить явно в том духе, что, раз это ее вина и бла-бла-бла, но, натолкнувшись на мой суровый взгляд, просто закрыла рот.
Я вздохнул с облегчением. Ну и замечательно, что все так срастается. Заодно она будет у меня под присмотром и при деле, а не слоняться по пустому дому, наполненному воспоминаниями и призраками прошлого, где теперь она совсем не в безопасности, на мой взгляд. И к тому, какие желания будит во мне близость к этой женщине и возможному сценарию между нами при длительном нахождении рядом, это не имеет отношения. Ну, почти.
Сказано – сделано, как в сказках говорится. Спустя полтора часа и недолгий заезд за вещами в дом Влады и аптеку, она стояла и озиралась на моей небольшой кухне с объемной сумкой в руках. А я смотрел на нее сзади и гадал, не начнет ли выбешивать мою натуру эгоистичного единоличника ее присутствие на моей территории уже к утру.
ГЛАВА 20
Женщина, хлопочущая на моей кухне. Не как случайная гостья, которой следует уйти как можно скорее. Как хозяйка. Как давно это было? Однажды. Давно. Совсем недолго. Когда Влада предложила заняться ужином, я напрягся, ожидая, что она покажется здесь чужеродной, не нужной, как и все остальные, кто был после… После нескольких недель, когда я был бесконечно счастливым и совершенно слепым идиотом. Но нет. Все же эта женщина воспринималась мною настолько… иной, что ли, что мозг не стал подсовывать мне никакие причиняющие боль ассоциации, и внутренний протест так и не включился.
Первая неловкость окончательно развеялась к тому моменту, как совместными усилиями был приготовлен ужин. Ну, как совместными. Влада плавно двигалась по кухне, тихо спрашивая, где у меня то или другое, и кивала, найдя нужное, делая всю работу. А я восседал на табурете, удобно примостив зафиксированную руку, рассказывал по ее просьбе забавные моменты, приключавшиеся в моей невеселой в принципе работе, и не мог себя заставить перестать пялиться на нее. На ее несуетливые, грациозные жесты, которые мистическим образом превращали элементарную готовку в настоящий танец. На изгиб изящной шеи, вызывающий настойчивое желание провести по тонкой бледной коже кончиками пальцев. На маленькую складочку между бровей, когда она внимательно изучала сроки годности на моих специях и продуктах. На грудь, которая… В общем, я смотрел и смотрел, периодически зависая и немного теряя нить повествования, чем зарабатывал удивленные, но, слава Богу, не насмешливые взгляды. И еще мне необычайно грела душу ее общая манера поведения. Влада не заглядывала мне в глаза, не засыпала навязчивыми вопросами в попытках угодить любой ценой, но и не вела себя по-хозяйски, хлопая и шаря повсюду, изображая чрезмерно уверенную в себе домохозяйку. Каждую вещь, которую она брала, возвращала точно на то же самое место и никаких комментариев по поводу наличия или отсутствия общепринятого порядка во всем не отпускала. А его у меня точно не было, потому как у меня свой взгляд на то, что и где должно храниться и как удобно именно мне. И все попытки что-то изменить вызывают приступ острейшего раздражения. Тут же взывает сирена, истошно вопящая: «Внимание! Нарушительница!». Вот такой вот я засранец и, можно сказать, даже где-то шовинист. Таскаю к себе в постель женщин при любой возможности, но предпочитаю, чтобы их краткое пребывание в моем пространстве спальней и ограничивалось. А как только происходит что-то вне обычной схемы «знакомство – постель – плохой утренний кофе, который варю я сам – расставание», откуда ни возьмись появляется склочный зануда, который гундит: «Не тронь, это мое! Поставь на место! Не бери, не прикасайся, не двигай это! И вообще, не пора ли тебе уже на выход!».
Но Владе пока удалось не вызвать к жизни этот дух брюзжащего единоличника.
А потом она подарила мне чувство забытого уже кайфа от спокойного домашнего ужина в обществе человека, который тебя не раздражает. Нельзя сказать, что я всегда ел дома в одиночестве. Но, черт, язык не повернется назвать полноценным ужином мои посиделки тире прелюдию с очередной девушкой недели или даже одной ночи. В наше время все поголовно корчат из себя питающихся святым духом, ну, максимум модным салатом и считают нормальный аппетит чем-то вроде кощунства. Сидеть и откровенно хомячить на глазах у такой истовой поклонницы диеты, для которой не есть после шести – это как для верующих «Отче наш», а жареная на сале картошка равносильна цианиду, прямо-таки неудобно. Кусок в горло не лезет. Поэтому и ограничивалось все фруктами и вином. Желательно, на журнальном столике, как можно ближе к месту будущих действий, то бишь к кровати.
Мы с Владой сидели друг напротив друга на моей кухне, никакого тебе интимного полумрака и музыки с вином, но ощущал я себя несоизмеримо более уютно, чем когда-либо раньше. Такое вроде бы совершенно иррациональное чувство комфорта в обществе человека, который практически видит тебя насквозь. Наверное, дело в том, что перед Владой мне нет смысла корчить из себя кого-то, кем не являюсь. Цели немедленно уложить ее на спину у меня нет, хотя однозначного мощного притяжения я больше не отрицаю. Мне хочется узнать ее ближе, можно даже сказать, изучить досконально, оттого что все в ней притягательно и интересно для меня. А это будет невозможно, если она сама не будет открываться. Но если стану притворяться или пытаться произвести ложное впечатление, то это приведет как раз к противоположному эффекту. Единственное, что в этом было трудным для меня, это понимание, что полноценным процесс подобного изучения может быть только при условии взаимности. Когда в одну сторону, то совсем скоро движение прекращается и даже обращается вспять, уничтожая любую возможность доверия. Это я на своей шкуре испытал. Но пока голова тяжелая от притупившейся боли и лекарств, и мне просто хочется съесть ужин и уснуть перед телеком, а не думать о том, к чему мы можем прийти завтра, через неделю или никогда.
– Не пойму, я жарю себе эти самые котлеты день-через день, но у меня они вечно то пригорают, то сырые внутри. Почему у тебя не так? – спросил, отправляя в рот последний кусочек.
– Может, готовить – это не твое? – Естественно, не мое. Я каждый раз умудряюсь или напрочь забыть, и возвращает меня на кухню устойчивый запах гари, или слишком голоден и не могу вытерпеть достаточно времени. Но все равно делаю возмущенное лицо.
– Почему это!? Ты не знаешь, как я виртуозно пельмени варю!
– Надеюсь, я когда-нибудь смогу по достоинству оценить этот твой талант, – улыбнулась Влада. Сможешь, тем более мне удалось почти без потерь отдраить кастрюлю после последнего раза, когда меня отвлек телефонным разговором с важной инфой по делу наш эксперт.
– Да уж будь уверена, тебе этого не избежать, раз уж мы теперь вместе живем.
Ляпнул и нахмурился, ощутив в душе тревожное эхо. «Вместе живем» ощущалось неправильно. Это однозначно не про меня. Не сейчас и больше, наверное, никогда.
– Антон? – Влада положила вилку и посмотрела так, будто дословно прочла мои дурацкие мысли.
И вот тут мне стало стыдно. Дебил я все же! Она что, ко мне в гости напрашивалась? Хрена с два! Это я сам ее пригласил, причем в такой форме, что воспитанный человек просто не смог бы никак отказаться. Или Влада хоть чем-то дала понять, что интересую ее не только как друг или даже вообще временный коллега? Смущение при виде меня полуголого – это что, однозначный показатель влечения? Ни фига! К чему сейчас включился этот режим параноика, носящегося со своей независимостью, как дурень со ступой? Одна фраза, которую сам и выдал, и тут же красочный ряд возможных вариантов нарисовался в воображении с поразительной отчетливостью. В работе, Антоша, надо такую смекалку и скорость мышления применять, а не тратить на всякие глупые домыслы!
– Не обращай внимания, Влада, – мотнул я головой, отгоняя ненужные мысли и пытаясь вернуть себе прежнее комфортное состояние духа, которое сам и испоганил. – Есть у меня в голове тараканы особого сорта.
– Ну, с моими элитными громадинами им точно не сравниться, – рассмеялась она, хотя глаз веселье не коснулось. – Но не переживай, мои мирные, захватническими замашками не страдают и прав собственности на чужое пространство не предъявляют. Так что твоим беспокоиться не о чем.
– Зато мои иногда так взбрыкнуть могут, – пробормотал, прекрасно осознавая: Влада только что четко дала мне понять, что никаких планов закрепиться каким-либо образом в моей жизни у нее нет. А мне стало досадно. Вот с какого, спрашивается, такого перепугу, но однако же. Нет, ну не идиот ты, Антон? И так шарахаешься, и по-другому что-то не устраивает! Вот больше в жизни не позволю себе шуток о бабских переменах настроения или о том, что они сами не знают, чего хотят.