Проект «Юпитер»
Шрифт:
Я ощутил внезапный прилив неудовлетворенности и страстного желания — отчасти из-за Амелии, с которой мы были вынуждены не видеться целую неделю, отчасти — из-за своего потерянного навсегда прошлого. Никогда больше не будет второй Каролин. И не только потому, что она умерла. Вместе с ней умерла и часть меня самого.
Разговор переключился на более безопасную тему — на кинофильмы, которые почти все мы, за исключением Франклина, терпеть не могли. Тем не менее я героически попытался поддержать беседу, хотя мысли мои то и дело возвращались к теме самоубийства.
Когда я был в подключении, эти мысли никогда не всплывали на поверхность. Может быть, в армии об этом известно абсолютно все и найден способ с этим бороться. Для себя я точно знал, что могу бороться с подобными мыслями. Даже Канди до сих пор почти ничего не заподозрила.
Но вряд ли я смогу справляться с этим еще лет пять, непрестанно убивая и умирая. А войне конца и края не видно.
Когда у меня появлялись такие мысли, мне даже не было грустно. Я относился к этому не как к утрате, а как к освобождению — и вопрос состоял не в том, случится это или нет, а в том, когда и как это случится.
Наверное, когда Амелия меня оставит — это и будет «когда». А «как» — пока я определенно представлял себе только то, что это должно случиться в подключении. Может, прихвачу с собой пару генералов. Продумывание подробностей можно отложить до того времени, когда вопрос встанет ребром. Но я уже узнал, где в Портобелло живут наши генералы — в здании номер 31. И за те годы, пока я служил механиком, мне ничего не стоило наладить контакты с солдатиками, которые охраняют это здание. Есть способы, которые позволят отключить их за долю секунды. Только надо будет постараться по пути туда не убить никого из «бутсов».
— Эге-гей, Джулиаан! Есть кто-нибудь дома? — голос Ризы, сидевшего за другим столиком, вывел меня из задумчивости.
— Прости, задумался.
— Ну ладно, тогда иди думать к нам. У нас возник вопрос из области физики, на который Амелия ответить не может.
Я взял свой стакан и перешел за их столик.
— Значит, этот вопрос не из физики элементарных частиц.
— Нет, все гораздо примитивнее. Почему вода, вытекающая через трубу, закручивается водоворотом в Северном полушарии в одну сторону, а в Южном — в другую?
Я глянул на Амелию — она кивнула с самым серьезным видом. Она, несомненно, знала ответ, да и Риза тоже. Это они просто пытались отвлечь меня от разговоров о войне.
— Элементарно. Молекулы воды намагничены И всегда ориентируются на север и юг.
— Ерунда какая! — заметила Белда. — Если бы вода была намагничена — это знала бы даже я.
— На самом деле это просто такая старинная байка. Бред сивой кобылы — прости, Белда.
— Ничего, Джулиан. Седина мне к лицу, — ответила Белда.
— Водоворот закручивается в том или ином направлении в зависимости от размеров и формы выходного отверстия, а также от характеристик поверхности, прилегающей к отверстию. Люди почему-то слепо верят в эту байку про полушария, невзирая на то что в их собственном доме могут встречаться доказательства обратного.
— Сейчас пойду домой и проверю, — сказала Белда. Она допила свое вино и медленно встала со стула. — Детки, ведите себя хорошо, — и пошла прощаться с остальными.
Риза, улыбаясь, проводил ее взглядом.
— Ей показалось, что ты был там таким одиноким и заброшенным…
— И грустным, — добавила Амелия. — Мне тоже так показалось. Ты столько пережил — а мы здесь снова и снова бередим твои раны.
— От нас не скрывали, что подобное может произойти. Я имею в виду, нас ведь даже готовили к этому еще на тренировках — как могли. Подключали к записям умиравших людей — сначала при неглубоком контакте, потом при полном.
— Кое-кто из маньяков с имплантатами прокручивает такие записи ради удовольствия, — заметил Риза.
— Ага. Их бы на мою работу…
— Я как-то посмотрела их каталоги с расценками, — Амелия обхватила себя руками. — Записи людей, умерших в несчастных случаях во время гонок. Записи казней.
— А подпольные записи еще круче, — Ральф просмотрел пару таких штук, так что я знал, каково это — от него. — Наверное, записи наших сменщиков, тех, что погибли, уже продаются где-нибудь из-под полы…
— Но правительство не может…
— Да нет, правительству это даже нравится, — перебил Риза. — У них, наверное, есть специальное секретное агентство, которое следит за тем, чтобы в подпольных магазинах не ощущалось недостатка в ворованных записях.
— Не знаю, — сказал я. — Армия не особенно в восторге от людей, которые сами ставят себе имплантаты.
— Как Ральф? — напомнила Амелия.
— У него были иные достоинства. А начальство предпочитает, чтобы постановка имплантата четко ассоциировалась у людей с военной службой.
— Да, звучит и вправду немного странно… — сказал Риза. — Когда кто-то умирает, ты чувствуешь его боль? Да я бы скорее…
— Ты не совсем понял, Риза. Когда кто-нибудь умирает, ты в каком-то смысле становишься больше. Ты разделяешь с ним смерть, и… — на меня снова, с внезапной силой, нахлынули воспоминания о Карелии, — и твоя собственная смерть после этого кажется не такой уж страшной. Как-нибудь возьми такую запись. Потрясающая штука.
— Ты остаешься жить? Я имею в виду — они остаются жить в твоем сознании?
— Кто-то — да, кто-то — нет. Встречаются люди, которых ни за что не захочешь все время таскать в своей голове. И эти парни действительно умирают в тот миг, когда умирают.
— Но Карелии останется с тобой навсегда, — сказала Амелия.
Я помолчал — может быть, слишком долго.
— Да, конечно. И когда я умру, люди, которые будут подключены ко мне, вспомнят и о ней тоже и забудут о ней вместе со мной.