Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней
Шрифт:
Когда официант убрал посуду со стола и спустился вниз, оставив их за кофе, Горин положил руки на стол, сплел пальцы и серьезно обвел взглядом присутствующих.
— Стоящая перед нами проблема — последняя из тех, что предстоит нам разрешить, — сказал он, не отводя глаз от Либермана. — Так, Яков?
Либерман, глядя на него, только кивнул.
Горин внимательно пригляделся к Гринспану со Штерном и к каждому из руководителей отделений.
— Существуют девяносто четыре мальчика, — сказал он, — в возрасте тринадцати лет, некоторым из которых еще меньше, которые должны быть убиты до того, как они
— Откинувшись на спинку кресла, он сделал лйст Ли-берману. — Только самую суть, — сказал он, — Не стоит вдаваться в детали. — И обращаясь ко всем остальным:
— Я ручаюсь за каждое слово, что он вам скажет, как ручаются и Фил с Полом; они своими глазами видели одного из них. Излагайте, Яков.
Либерман продолжил внимательно рассматривать ложечку чашки с кофе.
— Вам слово, — повторил Горин.
Подняв на него глаза, Либерман хрипло сказал:
— Можем ли мы пару минут поговорить с вами с глазу на глаз? — Он откашлялся.
Горин было вопросительно глянул на него, а потом в — его глазах блеснуло понимание. С силой выдохнув через нос, он улыбнулся.
— Конечно, — сказал он, вставая.
Взяв тросточку, Либерман ухватился за край стола и тяжело поднялся с места. Прихрамывая, он сделал шаг, а Горин, положив руку ему на плечо, пошел, приноравливаясь, рядом, мягко обращаясь к нему:
— Я знаю, что вы собираетесь сказать. — Они отошли в сторону к возвышению для оркестра под зеленым балдахином.
— Я знаю, что вы собираетесь сказать, Яков.
— А вот я еще нет, так что могу только порадоваться за вас.
— Хорошо, могу и сам сказать за вас. «Мы не должны этого делать. Мы должны дать им шанс. Даже те, кто уже потерял своих отцов, могут вырасти обыкновенными людьми».
— Не думаю, что они станут обыкновенными. Но не Гитлерами.
— Значит, мы должны быть добрыми милыми евреями старых времен и с уважением относиться к их гражданским правам. А когда кто-то из них в самом деле вступит на путь Гитлера, ну что ж, пусть наши дети беспокоятся об этом. По пути в газовые камеры.
Стоя у площадки, Либерман повернулся к Горину.
— Рабби, — сказал он, — никто не представляет, какие у них шансы пойти по этому пути. Менгеле считал, что они очень высоки, но он руководствовался своим замыслом, своими амбициями. Может так случиться, что никто из них не станет Гитлером, пусть даже их были бы тысячи. Они дети. Мальчики. Какие бы они не несли в себе гены. Они дети. Как мы можем убивать их? Это Менгеле мог себе позволить убивать детей. Неужели мы хотим пойти по его стопам? Я даже не могу себе…
— Вы поистине удивляете меня.
— Разрешите мне кончить, пожалуйста. Я даже не могу себе представить, что мы оповестим их правительства, чтобы они присматривали за ними, ибо произойдет утечка информации. И можете жизнь прозакладывать, что так оно и будет. К ним будет привлечено внимание
— Яков, если хоть один из них станет Гитлером, только один… Господи, вы же знаете, что нас ждет!
— Нет, — сказал Либерман. — Нет. Я несколько недель только и думаю об этом. И я бы сказал, что для повторения событий нужны два условия — новый Гитлер и социальная обстановка, подобная той, что была в тридцатых годах. Хотя это еще не все. Нужно три условия: Гитлер, обстановка… и люди, которые пойдут за Гитлером.
— А вы не думаете ли, что он найдет их?
— Нет, их будет далеко недостаточно. Я в самом деле считаю, что люди стали жить и лучше, и умнее, и мало кто теперь считает своего лидера живым Богом. Телевидение резко'изменило весь мир. Да и знание истории… Кое-кого он сможет привлечь к себе, это да, но думаю, что не больше, этот претендент на роль Гитлера, в Германии и Южной Америке.
— Вы с чертовской убежденностью верите в человеческую натуру, куда больше, чем я, — сказал Горин. — Но видите ли, Яков, вы можете убеждать меня тут до посинения, но вам не удастся заставить меня изменить свои взгляды. У нас есть не только право их убить. Это наша обязанность. Их создал не Бог, а Менгеле.
Либерман помолчал, глядя на него, а потом кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Думаю, что мне стоит поднять этот вопрос.
— Можете это сделать, — сказал Горин, жестом показывая на стол. — Сможете ли вы объяснить им всю ситуацию тут же на месте? Нам надо еще продумать массу деталей до того, как мы разойдемся.
— На сегодня мой голос уже отказывает, — сказал Либерман. — Лучше вы все объясните.
Они вместе вернулись к столу.
— Коль скоро я уж встал, — сказал Либерман. — Есть тут туалет?
— Вон там, наверху.
Либерман захромал к лестнице. Горин вернувшись к столу, занял свое место.
Добравшись до мужского туалета, маленького и тесного, Либерман зашел в кабинку и аккуратно запер ее на задвижку. Повесив тросточку на правую руку, он вынул паспорт и извлек из него сложенный в несколько раз список фамилий. Засунув паспорт обратно во внутренний карман, он аккуратно разорвал листы по срединной складке, сложил их вместе и опять порвал, после чего еще пару раз повторил эту операцию. Обрывки он бросил в унитаз и когда кусочки бумаги с машинописным текстом смешались друг с другом, он опустил черную ручку бачка. Вода закружилась водоворотом, вспенилась и с гулом ушла вниз, унося с собой пляшущие в водовороте обрывки бумаги.
Он подождал, пока бачок снова не наполнится водой.
Ну, поскольку он уже оказался здесь, стоит расстегнуть молнию и использовать это помещение по назначению.
Когда он вышел, то поймал на себе взгляд одного из сидящих за дальним концом стола и кивнул в сторону Горина. Сидящий бросил Горину несколько слов и тот, повернувшись, посмотрел на него. Жестом он подозвал его к себе. Посидев несколько секунд, Горин встал и с обеспокоенным видом направился к нему.
— Ну, что на этот раз?