Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе
Шрифт:
И этот кризис настал. Первый удар грома раздался там, где его никто не ждал. Судьба разведчика зависит от многих факторов и обстоятельств, которые далеко не всегда поддаются его личному контролю. Удар, разразившийся над Кимом, как раз оказался из числа тех, которые не могли предвидеть ни он сам, ни его руководители в Центре. 22 декабря 1961 года в американское посольство в Хельсинки явился незнакомец и, представившись Анатолием Голицыным, заявил, что он сотрудник КГБ и располагает ценной информацией, представляющей большой интерес для американцев. Пришелец был немедленно отправлен самолетом в Вашингтон. Там на протяжении нескольких месяцев он давал показания, отвечая на пристрастные расспросы сотрудников ЦРУ. В числе имен, которые Голицын назвал как сотрудников советской разведки, упоминался Ким Филби. Вскоре директор ЦРУ Джон Маккоун направил шефу СИС сэру Дику Уайту исчерпывающую информацию о показаниях Голицына и предложил
Прямое свидетельство причастности Филби к КГБ было воспринято в штаб-квартире СИС, как дар божий. Дик Уайт, который в 1951 году возглавлял неудавшееся расследование роли Филби в деле Маклина и Берджесса, был убежден, что именно Ким предупредил Маклина о неминуемом аресте. Однако представить убедительные доказательства своих подозрений он тогда не сумел. Став теперь шефом разведки, Дик Уайт испытывал одно неистребимое желание — припереть к стене этого «изворотливого малого» Филби и избавиться от его услуг в СИС. Письмо директора ЦРУ предоставляло Уайту возможность ускорить достижение этой цели.
Телеграмма с согласием принять Голицына в Лондоне была спешно направлена в Вашингтон. Несколько недель спустя в самолете, совершавшем рейс из Нью-Йорка в Лондон, всеобщее внимание привлекал к себе необычного вида пассажир. Бросался в глаза явно ненатуральный цвет его волос, он носил очки в тяжелой оправе и пушистые усы. Повсюду его сопровождали четыре телохранителя. Пассажиры самолета принимали его за «очень важную персону», которая за измененной внешностью пыталась в буквальном смысле скрыть свое истинное лицо. Этим основательно загримированным человеком был А. Голицын. В Лондоне «дефектор» [21] был помещен в загородный дом СИС, где он провел несколько дней в обществе сэра Дика Уайта, начальника английской контрразведки сэра Мартина Фурнивал-Джонса и их двух помощников. В результате этих бесед было принято решение пересмотреть «дело Филби».
21
Перебежчик, дезертир (англ.).
К этому времени относится появление и второго важного свидетельства против Кима, с юридической точки зрения даже более веского, чем показания Голицына. Флора Соломон, старый друг семьи Филби, во время визита в Израиль в 1962 году встретила лорда Виктора Ротшильда, отпрыска знаменитой семьи банкиров, который в годы войны служил в СИС вместе с Кимом Филби, и высказала ему свое возмущение по поводу статей Кима из Бейрута. По ее мнению, они носили антиизраильский характер. «Как такая солидная газета, как «Обсервер» может пользоваться услугами такого журналиста, как Ким? — спросила она, едва скрывая раздражение. — Разве они не знают, что Ким — коммунист?»
Высказывание Флоры явилось большой новостью для Ротшильда. Вернувшись вскоре в Лондон, лорд пригласил к себе Флору Соломон и сотрудника английской контрразведки. В его присутствии Флора повторила то, что сказала Ротшильду в Израиле. Помимо этого она сообщила, что еще в 1937 году ей было известно, что Ким Филби — коммунист, и он пытался однажды завербовать ее для работы «на дело мира». Позже Ким неоднократно говорил ей о своих социалистических идеалах, и Флора нисколько не сомневается, что он и до сего времени остается коммунистом.
Показания Флоры Соломон окончательно утвердили сэра Дика Уайта в его решении положить конец «делу Филби». Однако шеф английской разведки предвидел и определенные трудности. Во-первых, немедленно возникал вопрос, как доставить Филби в Англию. Конечно, арестовать его в Бейруте английскими детективами не составляло никакого труда. Но тогда появлялись бы сложности с его вывозом из Ливана, поскольку у Англии не было соглашения с этой страной о выдаче английских подданных, обвиняемых в политических преступлениях. Услужливый полковник Ялбоут предлагал арестовать Кима силами ливанской секретной полиции и затем тайно вывезти его в Англию. Сэр Дик Уайт отверг этот вариант, скорее напоминавший похищение в стиле мафии, чем операцию английской разведки. Наконец, рассматривался и вариант «физического устранения» Филби, но и от него пришлось отказаться, поскольку рано или поздно это привело бы к расследованию и необходимости для СИС давать разъяснения по этому поводу.
Этого как раз меньше всего хотел шеф английской разведки. В случае возникновения нового скандала вокруг имени Филби сэру Дику Уайту пришлось бы объяснять, почему Филби, который подозревался в связях с КГБ еще в 1951 году, двенадцать лет оставался сотрудником СИС. Имелись и другие причины, по которым очередной скандал, связанный с английской разведкой, был бы крайне нежелательным. Еще не развеялись воспоминания о прошедшем процессе по «делу Джорджа
10 января 1963 года Николас Эллиотт, который к тому времени закончил срок своей службы в Ливане, вернулся в Бейрут, связался по телефону с Кимом Филби и предложил ему встретиться для беседы. Готовый к любой неожиданности, Ким тем не менее не ожидал того, что ему предстояло узнать из беседы с Эллиоттом. Это была очень неприятная встреча, и Ким не любил о ней вспоминать. Она потребовала от Кима колоссального напряжения сил и интеллекта, полного контроля над собой и своими нервами, выдержки и самообладания. Ким мне как-то рассказывал, что ему пришлось даже воспользоваться своим естественным дефектом речи, чтобы выиграть несколько секунд для обдумывания ответов на яростные нападки, а порой и откровенные оскорбления своего бывшего друга. Дело в том, что Ким с раннего детства страдал заиканием. Со временем он научился контролировать свою речь и делал это настолько умело, что посторонние вообще не замечали его недостатка. Однако, рассказывал Ким, в его жизни бывали такие критические моменты, когда он намеренно начинал растягивать слова, открыто демонстрируя затруднения в их произношении. Многие относили это на счет чрезмерного волнения, но это была выработанная уловка. Встреча с Эллиоттом как раз относилась к таким случаям.
Николас Эллиотт с первых минут беседы взял инициативу в свои руки. Он рассчитывал ошеломить и морально сломить Кима. Имея на руках подготовленное для него прокурором краткое изложение дела, Эллиотт обрушил на Кима суровые обвинения, подтвержденные последними свидетельскими показаниями Голицына и Флоры Соломон. Не давая прийти в себя Киму, Эллиотт словно пасьянс раскладывал перед ним факты, каждого из которых было достаточно, чтобы послать Кима в тюрьму на многие годы. «Мы располагаем теперь неоспоримыми доказательствами того, что ты являешься агентом КГБ», — чеканил каждое слово Эллиотт. — Ты умышленно ввел в заблуждение руководство «Сикрет интеллидженс сервис», скрыв от него свою приверженность коммунистической идеологии. Ты проник в СИС по заданию Москвы с преступной целью — передавать советской разведке всю доступную тебе информацию. Ты не только делал это на протяжении двадцати с лишним лет, но и оказывал помощь своим сообщникам в хищении государственных секретов Англии. Это ты через своего друга Берджесса оповестил другого советского агента Дональда Маклина о проводившемся против него расследовании, которое грозило ему судом и тюремным заключением. Благодаря твоему покровительству, Гаю Берджессу удалось избежать наказания за шпионскую деятельность, которой он занимался, будучи сотрудником СИС, Форин офис и других государственных учреждений Англии. Нам известны также имена и других твоих сподвижников». В заключение обвинительной речи Эллиотт позволил себе выразить и свои собственные чувства: «Ты обманывал меня многие годы. Теперь я добьюсь от тебя правды, если даже мне придется вытаскивать ее из тебя. Когда-то я с восхищением смотрел на тебя. Боже, как же я презираю тебя теперь». После такого патетического финала Эллиотт перешел к конкретным требованиям, которые руководство СИС предъявляло Киму как условие для прекращения его дела. Ким должен безоговорочно признать свою вину и подтвердить это письменным заявлением, он должен немедленно вернуться в Лондон и дать детальные показания о деятельности советской разведки. Если Ким примет все эти условия, ему будет предоставлено освобождение от судебного преследования.
В обвинениях, предъявленных Киму Эллиоттом, не было ничего нового. Они были давно известны ему. Но теперь эти обвинения подтверждались свидетельскими показаниями, что с юридической точки зрения существенно меняло положение. Представленные суду, если бы до этого дошло дело, эти свидетельства могли стать вескими доказательствами вины Кима и сыграли бы решающую роль в определении его судьбы. Здесь позиции Кима выглядели абсолютно безнадежными. Но если СИС так уверена в юридической обоснованности обвинений, то почему Эллиотт предлагает ему иммунитет от судебного преследования? Не проще ли было арестовать Кима и передать его дело в суд? Очевидно, что-то мешает такому развитию событий. А может быть, руководство СИС не хочет идти по такому пути?