Профиль невидимки
Шрифт:
Ух ты! Перо так махнуло сразу в сторону, что выскочило даже за край ленты. Нежный волосок, его толщина - какие-нибудь тридцать или сорок микронов. Но прибору это все равно, что огромный вал, через который прыгаешь что есть силы. Нет, не для такой грубости создан столь деликатный электронно-механический организм.
Замкнуто и бесстрастно наблюдал главный инженер Иван Алексеевич за поведением прибора. Но под конец даже он, всегда недовольный как бы по должности, вынужден был признать:
– Да, это у вас вроде на что-то похоже.
– И чтобы не размягчиться, спросил требовательно,
Уже к вечеру новые гости постучались в лабораторию. Из Академии наук. И среди них - профессор Петр Ефимович Дьяченко.
Все раздвинулись, чтобы уступить ему место поближе к прибору. Испытав мгновенно холодок волнения, Клейменов снова продирижировал над пультом. Вся серия демонстраций сначала.
Когда все кончилось, молчание наступило в комнате. Что скажет профессор Петр Ефимович, законодатель в сфере гребешков? Он не торопился сказать, разглядывая прибор чуть исподлобья и словно проверяя собственное впечатление.
– Вот вы как, - произнес он глуховатым голосом.
– Ну что ж, первый экземпляр возьму к себе. Там все обнаружится.
И вдруг с улыбкой, всегда неожиданной на его серьезном лице, добавил:
– Старались, вероятно, сделать не хуже?
Гости разъехались. Лаборатория опустела. Окно без занавесок темным квадратом выступало при свете зажженных ламп. Александр Иванович устало присел на табурет. Марк и Клейменов наводили порядок на столах, собираясь домой. Посреди комнаты возвышалось голубовато-серое сооружение с матовым блеском стекла и полированного металла. Он сам - прибор.
Пора уходить, а они словно медлили уйти. В такой день под конец надо было бы что-то еще. Может, прочувствованное слово, поздравление или еще что-нибудь. ..
– Завтра придется разобрать, - сказал Александр Иванович, махнув в сторону прибора.
– Проверить снова по узлам, как бы не принялось пошаливать. Все придется сначала…
Так и прошел день первого пуска. Где же он, этот момент торжества?
«ПРИБОР. ПРЕДЛАГАЕМЫЙ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ…»
Зимой прибор стали собирать в поездку. В Ленинграде открывалась всесоюзная конференция по качеству поверхности. Важные вопросы стояли перед ней. Новая пятилетка наступала в будущем году, и чего она потребует от науки о гребешках? Технический прогресс - это ведь и в самом деле умение обращаться с поверхностью миллионов и миллионов разнообразных, сложных, трудолюбивых деталей.
Прибор тщательно запеленали, укутали в стружку, заколотили и со всякими предостерегающими надписями - «верх», «низ», «не бросать», «не кантовать» - отправили в Ленинград. Там его с такой же осторожностью извлекли из вагона, положили на мягкие рессоры и шины и доставили в тихий, спокойный демонстрационный зал. Много было проявлено заботы, чтобы ему было уютно, тепло, удобно.
Но с людьми, которые его создавали, этого как-то не получилось. Пришлось ночевать на вокзале. Привалившись плечом к плечу на длинной скамейке, в станционной сумятице, под трубный глас объявлений о поездах пытались Клейменов и Марк задремать, то и дело спохватываясь: а здесь ли портфель?
– Не очень-то нас встречают, - вздохнул Марк, пробуя разогнуть затекшую спину.
– Да, если так же примут на трибуне… - сонно отозвался Клейменов и вяло чмокнул.
Он все твердил про себя первую фразу, с которой нужно непременно начать: «Товарищи! Прибор, предлагаемый вашему вниманию, имеет в своей механической части…»
И вот действительно, через несколько дней Клейменов выходит на возвышение в большом зале на фоне развешанных чертежных листов и, потирая машинально руки, говорит:
– Товарищи! Прибор, предлагаемый вашему вниманию, содержит… имеет в механической части…
Перед ним смешение лиц. Он знает, кто сидит в этом зале. Ученые с именами, крупные инженеры, деятели производства. Многие из тех, кого слушал он когда-то на академических докладах, притулившись где-нибудь незаметно в последнем ряду и теряясь перед премудростями едва открывающейся ему науки о гребешках. Разные слои и течения незримо пронизывали зал. Сидели перед ним и «теоретики» и «практики», и «ленинградцы» и «москвичи», сидели оптики, механики, электрики… Собрание пересекающихся интересов, пристрастий и всяческих предпочтений.
Александр Иванович занимал крайнее место у прохода - ему выступать об электрике прибора. Едва Клейменов произнес свою первую фразу, как сзади в ряду чей-то иронический шепот, густой и солидный, спросил у соседа:
– Откуда сей птенчик?
– Это конструктор, заводской, один из авторов.
– А-а…
…Прибор на конференции вызвал интерес. Его часто обступали, чтобы посмотреть, как он тут же, при всех, без долгих манипуляций, выписывает профиль даже самых чистых поверхностей. Один человек особенно долго оставался перед ним. Еще и еще раз просил он Клейменова: «Покажите, пожалуйста». Это был известный исследователь гребешков и строитель профилографов, которого Клейменов давно знал по книгам и статьям. Убежденный оптик, всегда считавший, что только световой луч может рисовать наглядную картину микропрофиля. А тут вот такая попытка вторгнуться в ту же область с электронным рычагом. И он ревниво приглядывался к пришельцу в голубовато-серой металлической одежде.
Два дня подряд простоял этот строгий судья возле прибора, задавая ему целую серию контрольных испытаний. Он не доверял ничему, даже эталонным плиткам, привезенным из Москвы. Он принес свою стеклянную, специально отделанную пластину и с загадочным видом просил ее исследовать. На пластину была нанесена скрытая от глаз мельчайшая канавка, точно аттестованная, но никто этого не знал. И он ждал с напряженным вниманием: заметит прибор или не заметит? А если и заметит, то как определит глубину канавки?
И когда перо прибора аккуратно вывело на бумажной ленте весь профиль канавки в крупном масштабе, так что все можно было легко измерить и подсчитать, этот человек отошел наконец, забрав свои пластинки, и больше уже не подходил.
– Прибор удачный, - заявил он, выступая на конференции.
– Но… - и выждал значительно.
– Если нужно вообще такое увеличение, его можно достичь и оптическим путем.
– Очень интересно! Попробуйте, - ответил вежливо Александр Иванович, блеснув стеклами очков.