Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами
Шрифт:
— Я надеюсь, Быстрокрылый Голубь, — сказал он чиппева, следуя за ним к ручью, — я надеюсь, вожди не обиделись на мои слова о еврейском происхождении вашего народа. Я так думаю, что принадлежать к богоизбранному народу великая честь, а не позор. Надеюсь, я не оскорбил вождей, причислив их к евреям.
— Не думают ничего об оскорблениях, — возразил индеец-буквалист, поднимаясь с колен и вытирая рот тыльной поверхностью руки. — Думают, какая разница — еврей или индей.
— Я бы, например, был счастлив сказать, что являюсь потомком детей Израиля.
— Если счастлив, почему не сказать? Счастлив — это хорошо. Индей все любят быть счастливы.
— Потому
— Говорю тебе, не обижаются, — возразил Быстрокрылый чуть сухо. — Не думают, еврей или индей. Знают, это без разницы. Охотятся там же, дичь — одна, скальпы — одинаковые. Разницы нет, и не беспокоятся.
— Я рад, я очень рад, но если это так, если вожди не в обиде, почему ты советовал Дороти столь поспешно покинуть прогалины? Нехорошо пускаться в путь без молитвы, не подготовившись заранее. Почему же в таком случае ты ее торопил с отъездом?
— Когда индей выкапывает топор войны, скво лучше отправиться домой. На прогалинах полно воинов, в прериях полно воинов, в лесах полно воинов. Когда это так, скво лучше идти домой.
— Так-то оно так, но ведь индейцы нам не враги. Они, слава Богу, наши друзья и не причинят нам вреда. Питер великий вождь, молодые люди его слушаются. А Питер наш друг. Питер на нашей стороне, милостивое Провидение указывает, когда, куда и как нам идти, бояться нам нечего. Я верю в милость Провидения.
— Кто он такой? — наивно поинтересовался Быстрокрылый Голубь, чье знание английского языка не простиралось до понимания столь привычных для нас, но сложных для него понятий. — Он знает все тропы, а?
— Да, и направляет нас на правильный путь, особенно на тот, что нам во благо.
— Лучше будет, если он укажет вам путь в Детройт. Это сейчас хороший путь для всех бледнолицых.
С этими словами, произнесенными с большим значением, чиппева направился от ручья к собачьей будке, около которой бортник кормил своего верного друга Хайфа.
— Рад тебя видеть, Быстрокрылый Голубь, — радушно приветствовал его Бурдон, не прерывая, однако, своего занятия. — Я видел, что ты, как всегда, пришел нагруженный. Не оставил ли ты часть добычи на прогалинах, не нужно ли сходить за ней вместе с тобой?
— Открой ухо, Бурдон, слушай, что скажет индей, — серьезно ответил чиппева. — Вот собака наестся, пойдем со мной Есть что сказать. Лучше услышать, пока мы можем слышать
— Я буду готов через минуту. Это, Хайф, мой хороший друг, он понравится любой разумной собаке, а ты, Хайф, всегда был разумным псом. Ну вот, я и готов, уши мои широко открыты, впрочем, нет, прежде я сообщу новость для твоих ушей. Мой добрый друг, Быстрокрылый Голубь, знаешь ли ты, что я женился?
— Женился, а? Получил скво, а? Где ты ее взял?
— Здесь на прогалинах, конечно, где еще мне было ее взять? На прогалинах есть лишь одна девушка, которую я мог просить стать моей женой, я попросил, и она ответила согласием. Вчера на пути из Круглой прерии пастор Аминь нас обвенчал. Значит, мы с тобой теперь на равных. Когда ты хвастаешь твоей женой, которую оставил дома в вигваме, я могу хвастать своей, которая здесь со мной. А Марджери такая девушка, что есть чем хвастать.
— Да, эта скво хорошая. Эта скво мне очень нравиться. Никогда не видеть лучше. Свою скво лучше всегда держать в собственном вигваме.
— Ну, моя скво живет в моем собственном вигваме. Медовый замок принадлежит мне, и Марджери делает ему честь.
— Индей не то имеет в виду. А вот что. Лучше держать скво там, где живут бледнолицые, лучше иметь свой дом там. Моя скво где, а? Дома в моем вигваме, смотрит за детишками, мелет зерно, на земле работает. И для белой скво так лучше — дома, за работой.
— Мне кажется, я понял, что ты хочешь сказать, Быстрокрылый Голубь. Но мы и сами собираемся поехать домой до наступления зимы, когда англичане и янки чуть утихомирятся. А как раз сейчас ездить по Мичигану небезопасно, да ты и сам это знаешь, друг мой.
Индеец растерялся, не зная, как объясниться так, чтобы Бурдон его понял. С одной стороны, им владело чувство верности краснокожим, смешанное со страхом перед Питером и остальными великими вождями. С другой — он испытывал непреодолимую симпатию к бортнику. После минутного размышления он решил изменить тактику и внушить свою мысль бортнику иным путем. Настойчивость Быстрокрылого определялась отнюдь не женитьбой бортника, — острый глаз индейца давно заметил склонность Бурдона. Он и без того не помышлял, чтобы разлучить своего друга с семейством Уоринга, хотя допускал, что тот может выбрать иную дорогу, чем миссионер и капрал. Главной его целью было оказать услугу самому Бурдону, а что при этом кто-то из окружения последнего выиграет, а кто-то останется внакладе, было ему глубоко безразлично. Из любви к истине мы не можем не признать, что даже обаяние Марджери, ее естественность и живой интерес ко всему окружающему не тронули каменное сердце дикаря. А вот с ее мужем индейца связывали тесные узы дружбы, порожденные его восхищением образом жизни и профессиональным мастерством бортника, их близким общением в устье реки, а главное — тем, что Бурдон спас его из рук врага.
Нельзя не удивляться тому, что чиппева не разделял страха Питера перед волшебством бортника, хотя был осведомлен обо всем, что произошло накануне в Круглой прерии. То ли он лучше знал привычки Бурдона, то ли помнил о секрете Источника Виски, а может, все дело в том, что, ближе общаясь с белыми, привык к их странностям, но колдовские способности бортника внушали ему меньше опасений, чем кому-либо с кожей того же цвета и с той же биографией на много миль вокруг. Одним словом, бортника Быстрокрылый Голубь считал своим другом, а на остальных бледнолицых в его компании смотрел как на случайных спутников. Теперь, когда Марджери стала женой Бурдона, его интерес к ней несколько повысился, но это было далеко не то чувство, какое она, без малейших усилий со своей стороны, вызывала в груди Питера своим вниманием к нему, мягкостью и неподдельной веселостью.
Итак, подумав с минуту, чиппева сказал:
— Нет, небезопасно здесь для янки и их друга — индея. Не думаю, что мой скальп уцелеет, если вождь прознает про то, что я служил у янки гонцом. А скальп лучше сохранить. Этому потаватоми я стараюсь не попадаться на глаза. Про них мне все известно. Известно, что они говорят, известно, что делают, даже что думают — и то известно.
— А вчера я не видел тебя, Быстрокрылый Голубь, среди молодых воинов в Круглой прерии.
— Знаю слишком много, потому туда не ходить. Там Воронье Перо и потаватоми. Лучше не ходить рядом, когда их глаза открыты. Возьму их сонными. С такими индеями так лучше. Поймаю как-нибудь. Твое ухо сейчас открыто, Бурдон?