Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами
Шрифт:
— У бледнолицых тоже такой закон, Питер, и закон этот очень хороший, но белые люди не всегда соблюдают свои собственные законы.
— Это плохо, Великому Духу это не нравиться, — с мрачным видом заверил Питер и медленно покачал головой. — Это очень плохо. Если индей говорить «я это сделаю», он сделает, если только сумеет. А сейчас, Бурдон, отошли скво, лучше скво не слышать, что говорят мужчины, хотя скво всегда хочет слышать.
Бурдон, рассмеявшись, повернулся к Марджери и повторил ей последние слова Питера. Молодая женщина покраснела и с такой готовностью поспешила к их огороженному пристанищу, как если бы обрадовалась возможности покинуть собеседников.
— Ты был в Круглой прерии, Бурдон, видел там индеев, разных индеев — вождей, воинов, молодых людей, охотников, всех-всех.
— Да, был, Питер, всех их видел, и мне это красочное зрелище понравилось — боевая раскраска, значки, луки со стрелами, томагавки, всё знаки вашей храбрости.
— Понравилось, а? Да, глядеть приятно. А знаешь ли ты, Бурдон, что Совет собираться по моей просьбе? Знаешь, а?
— Я слышал, вождь, как ты говорил, что хочешь созвать Совет, значит, думаю, ты и созвал. Говорят, власть твоя над твоим народом велика, индеи тебя слушают и поступают, как ты велишь.
При этих словах бортника Питер помрачнел еще больше, и по его темному лицу мелькнуло изредка появлявшееся на нем выражение безграничной свирепости. Но он, как обычно, быстро овладел собой.
— Иногда так, иногда иначе, — ответил он. — Вчера было иначе. Есть там один вождь, он хотеть подмять Питера под себя. Он хотеть, но у него не получаться. Я уверен, потому что хорошо знать Питера и того вождя тоже хорошо знать.
— Это для меня новость, Питер, удивительная новость. Я-то думал, что даже у великого вождя Текумсе не было такой власти, как у тебя.
— Да, Питер довольно большой вождь, это правда. Но у индеев как? Говорить может каждый, и никто не знает, кого Совет слушать. Он слушать то одного, то другого. Ты, Бурдон, слышал, как говорил Дубовый Сук, а? Скажи мне, слышал?
— Вспомни-ка, Питер, ни одного из тех, кто выступал в Круглой прерии, я не слышал. И говорившего по имени Дубовый Сук не знаю.
— Большой негодяй! — выругался Питер по примеру обитателей гарнизонов, от которых он заимствовал свой английский. — Послушай, Бурдон. Лучше не становиться Питеру поперек дороги.
Бортник рассмеялся от всей души. Окрыленный собственным успехом вчерашнего сеанса черной магии и произведенным на зрителей бесспорным впечатлением, он вел себя с таинственным вождем куда более раскованно, чем прежде.
— Я тоже так считаю, Питер! — весело возопил молодой человек. — Я тоже так считаю! Что до меня, то я бы уж выбрал другую дорогу. Каждый идет своим путем, и умный не станет мешать другому идти так, как тот хочет.
— Да, так правильно, — с восхитительным прямодушием отозвался великий вождь. — Я не люблю, когда Питер говорит «да», а другой вождь говорит «нет». Так бизнес не делают. — Эта расхожая фраза белых торговцев была в большом ходу у индейцев, общавшихся с ними и перенявших их жаргон. — Скажу тебе одно, Бурдон: этот Дубовый Сук очень глупый индей, если ступать на мою тропу.
— Конечно, конечно, Питер, — поддакнул Бурдон, не отрываясь от своего занятия. Все это время он невозмутимо вертел в руках одно из своих профессиональных приспособлений, приводя его в порядок. — Кстати, как мне стало известно, я перед тобой в неоплатном долгу: говорят, что благодаря твоему совету моя скво попала в мой вигвам гораздо раньше, чем это случилось бы иначе. Ты, полагаю, знаешь — Марджери отныне моя жена. И я очень тебе благодарен
Тут Питер схватил Бурдона за руку и излил ему всю свою душу со всеми ее тайными надеждами, опасениями и помыслами. Он даже перешел на индейский диалект, один из тех, что, как он знал, были доступны пониманию бортника. Мы приводим его речь в свободном переводе, стараясь по мере возможности сохранить идиоматические особенности оригинала.
— Обрати ко мне свой слух, охотник на пчел и великий кудесник бледнолицых, и прислушайся к тому, что поведает тебе вождь, хорошо знающий краснокожих. И да войдут мои слова в твои уши, чтобы задержаться в твоем сознании. Эти слова несут вам добро. Выпустить такие слова на волю через то отверстие, в которое они вошли, будет немудро.
Мой молодой друг знает наши легенды. Из них не следует, что индеи были когда-то евреями; легенды гласят, что Маниту сотворил индейцев краснокожими. Они охотились в этих самых лесах с того момента, как земля была водружена на спину поддерживающей ее огромной черепахи. Бледнолицые утверждают, что земля движется. Если это действительно так, она движется не быстрее, чем шагает черепаха. А она не могла уйти далеко с тех пор, как Великий Дух снял с нее свои руки. Если земля движется, то вместе с ней движутся и леса, где охотятся наши племена. Может, при этом кто и потерялся, но только из числа бледнолицых, а индеи не терялись — здесь знахарь-проповедник заблуждается. Он так часто глядит в свою книгу, что ничего, кроме нее, не видит. Он не замечает ничего, что происходит пред его глазами, сбоку от него, сзади, вокруг. Я знавал подобных индеев; они способны видеть лишь одно. Бывает, олень перебежит дорогу такому индею, а ему и невдомек.
Таковы наши легенды. Они рассказывают, что земли эти были дарованы краснокожим, а не бледнолицым. И никто, кроме краснокожих, не имеет права охотиться здесь. Великий Дух установил свои законы и передал их нам. Они учат любить друзей и ненавидеть врагов. Ты этому не веришь, Бурдон? — спросил Питер, заметив, что бортник слегка поморщился, как бы не одобряя законов Маниту.
— Нам пастыри говорят иное, — ответил Бурдон. — Они уверяют нас, что Бог белого человека завещал любить всех людей, даже тех, что замышляют против тебя зло, и что к каждому следует относиться так, как ты желаешь, чтоб относились к тебе.
Питеру понадобилась почти целая минута, чтобы снова обрести дар речи, так поразила его эта доктрина. Правда, он в последнее время уже несколько раз слышал о ней, но она никак не укладывалась в его сознании.
— Таковы наши легенды, и таковы наши законы. Взгляни на меня. Пятьдесят зим старались сделать мои волосы белыми. Время может это. Но волосы — единственная часть индея, которая становится белой. В остальном он краснокожий. Это его цвет. По нему индея узнает дичь. По нему племена признают в нем своего. Все распознают индея по цвету его кожи. И он помнит, чем одарил его Великий Дух. Он привык к этим вещам, они его добрые друзья. А чужого он не любит. И чужеземцев — тоже. Белые люди — чужеземцы, индей не хочет видеть их на своей охотничьей тропе. Если они приходят поодиночке — убить несколько бизонов, отыскать немного меда, поймать бобра, — индей не против, индей охотно делится своим богатством. Но бледнолицые приходят иначе. Они не в гости приезжают, они являются как хозяева. Явятся и норовят остаться навеки. В каждый год из моих пятидесяти я слышал о новых племенах, изгнанных белыми с охотничьих угодий в сторону заходящего солнца.