Прогулки по Аду
Шрифт:
Я попытался вспомнить, что за дерьмо мне снилось и почему я так перепугался. Память оказалась на месте. Во сне я зачем-то поворачивал свои глаза внутрь себя. Я делал это первый раз в жизни, у меня получалось плохо и коряво, но все равно достаточно, чтобы вызвать определенный эффект. Эффектом и был ветер в лицо, шум и страх.
— Блин! Что это было?
Я посмотрел на соседнюю кровать. Там мирно спало мое воображение. Я ткнул его в бок. Воображение открыло глаза, недовольно посмотрело на меня и зевнуло:
— Рано еще. Спи.
— Нет, — сказал я. —
Воображение проснулось окончательно:
— Несостоявшийся выход в астрал. Тебя кто-то хотел туда выдернуть.
— А почему страх?
— Сработала естественная защита против выхода. Так сказать, автоматическая блокировка действий дурака.
— И кому же я там мог понадобиться? — удивился я.
— Вот уж не знаю. Даже вообразить не могу, — усмехнулось воображение. — Давай спать.
— Может, этому покойничку, на чьей кровати ты лежишь? — спросил я. — Может, он чего в тумбочке забыл?
— Ну, слазь, посмотри.
— Слушайте, мужики, кончайте трепаться. Спать не даете, — раздался недовольный голос какого-то беспокойного больного.
— Храп не мешает, а наш шепот мешает. Парадокс, блин! — сказал я.
— Да заткнитесь вы, блин, нах! — воскликнул еще один, вступивший в дискуссию.
В ответ ему прозвучала оглушительная рулада храпа. Я тихо засмеялся. Кто-то громко выругался. Потом все замолчали. И через пару минут храпящих в палате прибавилось.
Я лежал без сна и думал о том, что это за странная была попытка выхода в астрал. Ничего не придумал, и проснулся уже от того, что медсестра совала мне градусник.
Было утро. Я повернулся посмотреть на соседнюю кровать. Она была пуста.
Начались больничные будни. Завтрак. Ходячие потянулись в столовку, лежачие, я в их числе, съели свою кашу в палате. Потом врачебный обход. Ко мне пришли трое: терапевт, невропатолог и психолог. Мне торжественно был объявлен диагноз — сотрясение мозга, и было обещано разобраться с амнезией. Потом начались расспросы. Я вяло отвечал, что ничего не помню. Двое отстали быстро, а психолог мучил меня до обеда, пытаясь ассоциативно определить уровень моего образования и возможную профессию. Я чувствовал себя Штирлицем.
Наконец ушел и он, и перед обедом снова была горсть таблеток. В обед я скромно похлебал супчику. Я не оставил идею похудеть, тем более, что несколько килограмм за эти сумасшедшие дни уже благополучно меня покинули. И дышать стало как-то легче.
Вечером, совершенно для меня неожиданно, пришел вчерашний мент. Я тяжело вздохнул и в который раз прошел процедуру допроса.
Исписав целый лист, мент заставил меня подписать протокол. Я поставил какую-то закорючку. Он долго ее рассматривал и поинтересовался, подлинная ли. Я только пожал плечами. Я и так пишу, как курица лапой, а уж в подписи вообще ни одной буквы угадать нельзя.
Уходя, он взял мои отпечатки пальцев, чтобы проверить, вдруг я где-нибудь по картотеке у них проходил. Я снова пожал плечами, сказав, что буду рад любой информации, хотя возможной связи с криминалитетом не чувствую совсем
Следующий день прошел спокойно, и ночь тоже. Никаких астральных попыток больше не было. А на третий день ко мне пришел посетитель. Он представился врачом и был в халате, но «конторой» от него несло нестерпимо. Опять были все те же вопросы, но я видел, что его интересует не то, что я отвечаю, а как. В конце он спросил, не буду ли я возражать, если со мной поработают под гипнозом. Я с энтузиазмом согласился, а когда он ушел, то задумался, как же мне отсюда побыстрее свалить.
Если безымянным бомжом заинтересовалось КГБ, или как оно там теперь называется, то дело пахнет керосином. Значит, они что-то подозревают. И мою фальшивую амнезию расколют за пару дней.
Сегодня пятница, значит времени у меня максимум до понедельника. Я посмотрел на торчащую рядом капельницу и на смеющееся надо мной воображение.
«Вот сука!» — не успел я про него подумать, как в палату вошел мой лечащий врач.
— Борис, — сказал он, — тут девочка пришла, сказала, что ищет своего пропавшего отца, что он полный и что у него могут быть проблемы с памятью. Я приведу, вдруг вы друг друга узнаете?
«Ой, блин! — подумал я. — Только этого не хватало!» — и ответил:
— Конечно, приводите. Когда?
— Да вот прямо сейчас. Она в коридоре ждет.
Я вздохнул. Врач приоткрыл дверь и махнул кому-то рукой. Я замер.
В палату вошла та, кого я меньше всего ожидал здесь увидеть. Рядом с врачом стояла кукла. Я подавился. Воображение заржало и хлопнуло в ладоши.
— Нет, это не он, — сказала кукла врачу.
— Да ты поближе подойди, посмотри внимательнее, вдруг узнаешь, — ответил врач.
— Как же я его узнаю, у него вся голова забинтована, — возразила кукла.
— Что ж, ты отца не узнаешь, даже если он весь забинтован будет? — удивился врач. — Подойди, подойди, не стесняйся.
Кукла подошла ко мне, безразлично руки коснулась и, подняв глаза на врача, повторила:
— Нет, не он.
— А ты, Борь, тоже не узнаешь? — спросил меня врач.
Я покачал головой.
— Нет. Не узнаю. Но спасибо за заботу.
Когда врач с куклой вышли, я развернул записку, сунутую мне между пальцев.
Идеальным, каллиграфическим почерком, словно в прописях для начальной школы были выведены три слова: «Я тебя вытащу».
«Надо же, какой почерк оказался у моей куклы, — подумал я, жуя и глотая записку. — И как же она смогла сама включиться, найти меня, выбраться из дома? У нее даже зимней одежды нет. А девочка в легком платье на улице в мороз неизбежно привлечет к себе ненужное внимание. И зачем ей все это?»
Вопросов было больше, чем ответов. И как она собралась меня вытаскивать? И когда? Я вопросительно посмотрел на воображение. Оно медленно растворилось в воздухе.