Прогулки по Ростовской области
Шрифт:
Однажды в погожий денек я повторил свою велопоездку из Новочеркасска в Ростов. Примчал пораньше, поставил свой личный рекорд по времени и, чрезвычайно довольный собой, отправился в душ. По пути я так вспотел, что, даже помывшись и переодевшись в чистую сменную одежду, я все чувствовал будто запахи пота и дорожного смога. Тогда я достал припасенный одеколон и набрызгался им. Понюхал – запах как будто не пропал. Набрызгался еще раз, но эффект был такой же. Повторил процесс. Наконец, когда запах вроде бы ушел, я оставил велик во дворе и на автобусе отправился в универ. Первой парой должна была быть философия.
До аудитории я добрался аккурат к началу пары. Снова сел за первый стол и достал тетрадку, чтобы вести конспект. Наш лектор по философии, Вячеслав Юрьевич, сидел за кафедрой, которая располагалась выше уровня остальных парт, поэтому находиться в самом начале было не так неприятно, как в других аудиториях, когда ты сидишь порой буквально нос к носу с преподавателем. Но беда пришла откуда не ждали.
«Фу! Это просто кошмар какой», – услышал я вдруг за спиной и обернулся.
Две девочки из параллельной группы переводчиков, зажимая носы и махая руками у своих прелестных недовольных личиков с таким видом, будто рядом прорвало канализацию, демонстративно собрали вещи со второй парты и отсели в самый конец. И тут я с ужасом понял, что с одеколоном я, пожалуй, переборщил: вокруг меня уже образовался целый вакуум из пустых соседних парт.
– Так-так, девушки, ну вы-то куда? – удивился Вячеслав Юрьевич, до которого, похоже, запах моего парфюма не долетел из-за перепада высот. – А ну-ка, возвращайтесь назад!
– Ой нет, спасибо, – скривила свои пухлые губки одна и злобно поглядела на меня. – Мы, пожалуй, лучше здесь посидим, здесь воздух у окошка посвежее.
Я почувствовал, как мои уши и щеки побагровели, а от чувства уверенности не осталось и следа.
«Это ж надо было так набрызгаться! – терзал себя я. – Ну о чем я только думал?»
– Так, прошу всех пересесть чуть ближе, – скомандовал Вячеслав Юрьевич. – Передние парты у нас сегодня свободные!
Аудитория прислушалась, но частично. Вторая парта за мной так и осталась пустовать, зато ко мне пересела та самая загадочная красивая девушка, которую я все никак не мог отыскать раньше.
Моя душа ушла в пятки.
Сказать, что я чувствовал себя не в своей тарелке, – это ничего не сказать. Еще минут двадцать я пытался заставить себя просто перестать краснеть и расслабиться. Однако, к моему удивлению, загадочная девушка ничего не сказала про мой одеколон и не изъявила желания пересесть, и это чуть прибавило мне духа. А когда Вячеслав Юрьевич оглашал список присутствующих, я, наконец, узнал, что незнакомку зовут Наташа.
Пара – штука долгая, а просидеть полтора часа молча было невозможно физически. Поэтому постепенно моя окраска пришла в норму, мышцы лица расслабились, дрожь унялась, и мы начали общаться. Сначала это были мелкие комментарии к сказанному на лекции, легкие шуточки и смешки. Потом мы стали шушукаться чуть активнее, и оказалось, что с Наташей довольно легко общаться. Она была очень естественной, остроумной и какой-то настоящей, и это в ней мне сразу понравилось.
Вскоре я узнал, что Наташа встречается мне исключительно на философии не просто так. Дело в том, что в группе переводчиков она даже не числится, а входит в состав какой-то третьей группы регионоведов-востоковедов, которые учат китайский язык и имеют какое-то свое особое расписание.
– Подожди, – прервал ее я. – Как же так? Я думал, на нашем курсе есть всего две группы: экономические журналисты и переводчики. А разве у нас есть регионоведы-востоковеды?
В ответ Наташа заулыбалась.
– А вот и есть! Регионоведы-восточники – это я! Я человек-группа!
– Это еще как?
– На эту специальность в этом году не набралось достаточно людей, меня хотели перевести, но я поступала специально на регионоведение, поэтому попросила составить мне индивидуальное расписание.
– Да ладно! Надо же! Так ты и китайский учишь?
– Ага.
– А скажи-ка что-нибудь на китайском!
На последующих парах Наташа осталась сидеть за первой партой, поэтому лекции по философии я теперь посещал с удвоенным интересом. О своей соседке по парте я со временем узнал новые подробности. Во-первых, помимо того, что Наташа была очень красива, она еще была и очень начитанна. В этом плане, несмотря на свои успехи в школе и преимущественно отличные оценки, я все равно чувствовал, что явно уступаю. Например, Наташа прочитала целую кучу томов Ремарка, а я не прочитал ни строчки. Во-вторых, у нее был просто идеальный каллиграфический почерк, каких я ни у кого прежде не видывал. Раньше я думал, что мой почерк еще ничего, но по сравнению с Наташиным он выглядел, как будто писала курица лапой. И как она такая получилась?
Словом, что там рассказывал Вячеслав Юрьевич про своих философов, я толком не слушал. Вместо этого, мы перешептывались с Наташей и даже пару раз получили замечания с просьбой вести себя потише.
Лишь однажды мое внимание обратилось к теме лекции. В тот день Вячеслав Юрьевич рассказывал нам про философию Достоевского. Мне Достоевский нравился. К тому времени я уже прочитал и «Идиота», и «Братьев Карамазовых», и «Преступление и наказание», и «Неточку Незванову» и другие произведения, и мне хотелось похвастаться этим перед Наташей. Но она почему-то отнеслась к этому ровно, а потом и вовсе призналась мне, что Достоевского она не читала и читать не собирается, так как ей «и без того его в жизни с головой хватает». Так что пока я слушал Вячеслава Юрьевича, Наташа заскучала и принялась рисовать ручкой на полях моей тетрадки какие-то рисунки.
– А кто из вас мне назовет произведение, которое было написано Федором Михайловичем по его впечатлениям от пребывания на каторге в Сибири и которое наложило серьезный отпечаток на все дальнейшее творчество писателя?
Весь курс, к моему удивлению, молчал.
– «Записки из Мертвого дома», – выкрикнул я, недолго думая и радуясь, что я хоть чем-то могу козырнуть.
Вячеслав Юрьевич отреагировал не сразу и даже успел пару раз мигнуть, словно не ожидая услышать этот ответ именно от меня.
– Верно, благодарю вас, э-э-э, Владимир, да. Приятно, что вы знаете. Так вот. За время своего пребывания в Омском остроге…
Дальше я уже не слушал, потому как Наташа подсунула мне под нос свой рисунок. На мой ответ про Достоевского она, к моему огорчению, не обратила ни малейшего внимания.
– Это кто такие? – спросил я шепотом, глядя на ее рисунок с какими-то веселыми змейками или червячками с магнитофонами в руках.
– А это гусеницы, – улыбнулась Наташа. – Это я тебе нарисовала!