Прогулки по тонкому льду
Шрифт:
Я уже не так истерично хохотала, но смех и растянутые в улыбке губы не давали разрыдаться прямо здесь, прямо на глазах у Патрика. Слезы выступили на глазах ранее, чем я смогла взять себя в руки. Горькие и жгучие, они позволяли не видеть
искаженного гневом лица. Но вот боль в груди, чем заглушить ее, тлеющим угольком выжигающую душу? Куда деваться от этой боли?
Дверь с тихим скрипом открылась, являя стоящего на пороге Леграна. Мэтр был хмур. Я бы даже сказала, в гневе. Ему не составило труда расслышать весь этот мерзкий скандал слово в слово. Как же стыдно. Как же мерзко, что он слышал все, что только что говорил обо мне Патрик. Странно, но это ранило меня куда больше, чем оскорбления моего бывшего.
Легран шагнул в комнату, осторожно прикрыв за собой дверь. Короткий взгляд на меня, перепуганную и бледную, долгий и задумчивый взгляд на Патрика, сжимающего мои запястья. Даже мне от этого взгляда стало не по себе. С таким взглядом подписывают расстрельную статью и заряжают мушкет для исполнения.
Что здесь происходит? — рокочущий голос мэтра раскатился громом в повисшей тишине. — Бы кто?
Пат мои руки отпустил. Выпрямился и, развернувшись к Леграну, зло выдохнул:
Патрик Стивэнс, супруг вашей подчиненной. — Патрик протянул мэтру руку. — Вы же мэтр Легран, директор школы? Это небольшая семейная ссора.
Вот как, — отозвался Легран, закладывая обе руки за спину. Потом обратился ко мне. — Бы говорили, что разведены.
Бывший! — жалобно взвизгнула я. — Это мой бывший муж. Я уже не раз писала прошение в суд оградить меня от его преследований.
Даже так, — криво усмехнулся мэтр, глядя на простертую руку Патрика. — С чем пожаловали?
Патрик неловко переминался с ноги на ногу, потом наконец решил убрать руку. Снова повисла пауза, в которой все так же был слышен шум дождя и свист ветра. Мужчины стояли друг напротив друга, я растерянно стояла в сторонке, ожидая, что будет дальше. Легран меня пугал. Сейчас свечение вокруг его фигуры стало сильнее, блеск глаз ярче, и весь образ мэтра вызывал трепет и страх.
Кто дал вам право повышать голос на мэсу? М? — тем же ледяным тоном обратилось к Патрику начальство.
Я не… Прошу прощения, мэтр, — отозвался мой на удивление дерзкий бывший супруг. — Но это наши личные дела.
Все интереснее и интереснее, — делая шаг к Патрику, рыкнул Легран. — И часто вы решаете «личные дела криком» и бранью, позволяя себе столь вольное общение с женщиной?
Это не ваше дело! — взвился Патрик, расправляя плечи.
Мэтр снова усмехнулся, вызвав у меня приступ жуткого озноба и ужаса. Патрик, не давая себе в этом отчета, сделал шаг назад. Не знаю, как выглядел Легран под личиной, но то, что видела я, пугало меня до икоты. Свечение вокруг мэтра стало ярче, холодные льдисто— серые глаза полыхнули серебристыми искрами, лицо стало непроницаемой маской. Аура гнева и ужаса окутывала фигуру мэтра, рождая в душе подсознательный страх.
Потрудитесь покинуть здание школы, — холодно и отчего-то глядя на меня прорычало начальство. — Если я еще раз увижу вас на пороге моей школы, то обратный путь вы проделаете в карете скорой помощи. Я понятно выразился?
Патрик побледнел и сжал челюсти, всем своим видом показывая, что уходить он не собирается. Надо же, какая перемена! Только вот соперник не тот, с которым такие грозные взгляды и жесты работают. Мэтр своими словами только подтвердил мое о нем мнение:
Значит, недостаточно понятно, — самому себе сообщило начальство. — Хорошо. Сообщу доходчивее. Сударь. Я не переношу, когда на моих подопечных орут, — тихо и проникновенно сообщил мэтр. — Сам я это обожаю. Но другим не позволю. Так что даю вам время убраться прочь из Эргейл.
Патрик побелел. Я, прижимая руки к груди, потрясенно взирала на начальство, пытаясь понять, к чему в нем приключилась такая перемена.
Я так этого не оставлю, — негодовал Патрик.
Как будет угодно, — снова придавая своему рыку любезный тон, отозвался мэтр. — Только школу оставьте. Дорогу найдете сами. И не приведи вас небо явиться сюда снова.
И мэтр грациозно шагнул в сторону, открывая Патрику путь к выходу из кабинета. Мой бывший супруг сопел и сверлил Леграна грозным взглядом. Мэтр тоже молчал, но при этом любовался усиливающимся ливнем за окном.
Я жду, сударь, — все также холодно и ровно произнесло начальство. — Если я еще не бил вам морду и не ломал конечности, это не значит, что я рад вам. Это акт доброй воли. Любезность. Но я могу и перестать быть любезным. Я понятно выразился? Или пояснить, так сказать, на пальцах? Просто я не хочу вам их ломать.
Патрик открыл было рот, собираясь ответить мэтру. Легран перестал изучать пейзаж за окном и перевел взгляд на Патрика. Секунда, и я услышала, как с грохотом закрылась дверь кабинета. Я и мэтр остались одни.
Спасибо, — тихо шепнула я.
За что? — хмуро уточнили у меня, снова глядя в окно.
Просто спасибо.
Как я уже сказал, мне нравится мотать из вас нервы, — все так же изучая льющийся за окном дождь, отозвался мэтр. — Так что я никому не позволю замахиваться на источник моих развлечений.
Очень оригинальное мышление.
Ноарис, не льстите себе. Меня не волнуют ваши чувства, — дернул плечом мэтр. — Но мне не нужны сплетни в школе, чтобы учителя и ученики обсасывали подробности скандала. И визиты вашего супруга мне тоже не нужны. Я забочусь о репутации школы.
Я прикусила губу, стараясь справиться с душевной болью. Голова кружилась, сердце колотилось, как бешеное.
Лиарель, — прозвучал голос мэтра совсем рядом. — Идите и приведите себя в порядок. А потом продолжайте работу.
Вода с журчанием неслась к отверстию стока, а я не могла заставить себя выйти из уборной. Просто стояла и смотрела, как течет вода. Осенний ливень ломился в окна, ветки деревьев скреблись о стены, грохотал гром где-то высоко в небе. А я умирала. Наверное, это самое подходящее описание моего состояния. Смерть. Когда чувствуешь стылый холод в груди и желания идти и что-то делать нет. Хочется лечь и умереть, точно зная, что это избавит от боли. Я не ожидала, что боль так сильно отзовется на встречу с Патриком, я думала, что спрятала ее, заглушила. Я ведь почти не вспоминала его.
Как же больно раниться об осколки собственных иллюзий, как невыносимо осознавать свою наивность и то, что ты всегда была на втором месте. А любовь? Любят и старый пиджак, потому как в нем удобно. Я не хотела плакать, но, находясь один на один со своей болью, сорвалась. Слезы сами побежали по щекам, а гулкое эхо разнесло мои всхлипы. Я стояла, склонив голову и рыдала под журчание воды и завывание ветра. Холодно, больно, одиноко. И не согреться, ведь холод этот поселился где-то внутри меня самой.