Прогулки по тонкому льду
Шрифт:
Я потеряла голову, я летала над землей. Меня переполняли радость и счастье. Я была влюблена без ума. Он говорил мне комплименты, посвящал стихи, воровал цветы с клумб. Я была наивной и безмозглой, как подросток, полностью растворившись в любимом мужчине. Да и чему я удивляюсь? Я и вправду была наивной для своих лет, ведь большую часть жизни наблюдала за жизнью из окна собственного дома.
Вскоре мы поженились, Патрик привел меня в свой дом, где он жил с матерью. Так мы и стали жить втроем.
Я старалась понравиться свекрови, я выбивалась из сил, желая быть такой, какой меня хотят видеть. Но увы, все мои старания рождали в этой женщине только раздражение. Денег вечно не хватало, зарплаты Патрика с трудом хватало,
Не выдержав, я ушла из университета, не доучившись год. Меня уговорили взять «академку» и не бросать учебу навсегда. О небо, как же я потом обрадовалась, что согласилась на эти уговоры. Но тогда я не собиралась вернуться к учебе. Я мало что умела, оттого пошла работать репетитором для малышей, уроки игры на фортепиано приносили небольшой, но стабильный доход. На время недовольство свекрови утихло.
Но вскоре встала другая проблема. Мы с Патриком прожили уже два года вместе, а детей небо нам так и не послало. Я страдала, Патрик замыкался, мэса Стивенс не упускала возможности уколоть меня по этому поводу. Чувство вины и осознание собственной никчемности прочно угнездились в моей душе. Я растворилась в муже и его стремлениях, забыв напрочь о своих мечтах, желаниях. Я стала такой, какой он хотел меня видеть, я стала удобной, комфортной. Я не просила подарков, цветов, походов в ресторан. Мне вполне хватало одного платья в гардеробе и прогулок в парке после работы. Я старалась не замечать, что Патрик не дарит мне подарков, что мы покупаем ему очередную пару ботинок, а мои просто латаем у сапожника. Я набирала учеников, до головокружения бегая по занятиям.
Я не хотела думать, что муж экономит на мне. Не желала видеть в нем самовлюбленного эгоиста, занятого только своей персоной. Я утешала себя тем, что он работает, что ему нужно одеваться, чтобы выглядеть достойно. О себе я старалась не думать. Изо дня в день в мою душу заползала мысль сбежать, уехать из этого жуткого города, спрятаться от свекрови, не видеть мужа. Мне опротивели вечные придирки и нежелание мужа меня защитить. Но я гнала от себя эти мысли, ведь «правильная жена» не может так думать. Ведь я люблю его! Как можно желать сбежать от любимого?
В редкие визиты к родителям я бодрилась, старалась спрятать боль и разочарование, улыбалась и отшучивалась, все больше понимая, что гибну. Увязаю в этой беспросветности, которая все больше и больше вытягивает из меня радость и желание жить. Патрик стал отстраняться от меня, а мне уже и не хотелось видеть его рядом, мы оставались для всех семьей, но что-то между нами безвозвратно сломалось. Он все так же говорил мне о любви, но я не ощущала прежнего трепета от его слов. Может, он и любил, но я никак не чувствовала его любви ко мне.
Я старалась терпеть, убеждая себя, что кризис переживают все семьи, призывала на помощь все знания по психологии. И я терпела, стараясь сохранить то, что все еще считала семьей. Ведь как же так, ведь я люблю этого мужчину, как можно обижаться и не желать жить с ним? Ведь это предательство… Но мысль о том, что я совершила величайшую ошибку в жизни, каленым гвоздем ввинчивалась в мысли.
А потом все и вовсе пошло под откос. Я по сей день помню тот день; когда пришла в дом графа Каренни преподавать уроки игры на фортепиано для его шестилетней
Но потом все чаще учтивый граф стал предлагать подвезти меня до дома на двуколке, невзначай придерживал под локоть, предлагал поход в кофейню, театр. Я молчала либо же учтиво отказывала. Сначала Патрику ничего не говорила, но в один из вечеров призналась.
Глупости, — отмахнулся от меня муж. — Перебесится и отстанет. Скоро я перейду в новую школу и тебя перетяну. Потерпи.
Меня уже тогда резануло под сердцем от его реакции. Но я отогнала эту дикую для себя мысль. Признала правоту мужа, боясь допустить жуткую и унизительную догадку. А потом в один из вечеров вышло так, что, придя на урок, я узнала, что Синтия уехала к бабушке. Я собиралась уйти, когда граф с искренней мольбой попросил сыграть сегодня для него. Дескать, он так одинок, и ему так нравится моя игра. Я должна была отказать, но банальная вежливость и страх обидеть сыграли со мной злую шутку. Только позже я поняла, что это было задумано давно. Сначала комплименты и лесть, потом вспышка гнева. Я помнила тот вечер отрывками, треск ткани платья, грохот сброшенных со стола предметов. Страх и отчаяние. А потом под руки мне попалось тяжелое пресс-папье…Удар — и меня выпустили из цепких объятий, а я с ужасом глядела на залитого кровью мужчину…
Что же ты натворила! — мечась по комнате, стенал Патрик. — Что же теперь делать? Я же только устроился на работу! Ты чуть не убила графа!
Я растерянно жалась у стены и старалась не рыдать, наблюдая за мужем. Из разбитой губы текла кровь, лиф платья разорван, волосы растрепаны. Я мчалась домой сквозь снег и ветер, хотела спрятаться в родных объятиях, согреться, узнать, что я не одна, что меня защитят. Но увидеть мужа, который был в ужасе от того, какой скандал грозит его семье, было сродни удару в сердце. Я помню, как Патрик кричал и требовал сидеть дома и не ходить к патрульным. А еще страшнее было слушать нотации его матушки, которая обвиняла меня в безнравственности. Помню, как я стояла, удерживая на груди разорванное платье, и выслушивала слова свекрови. Я не смотрела на нее, я не отрываясь глядела на Патрика, который молча стоял у стены.
— А чего ты ждала? — шипела на меня свекровь. — Не удивлюсь, что ты сама его спровоцировала. С чего бы уважаемый человек так повел себя с честной женщиной?
А я продолжала смотреть на Патрика, который не смел поднять на меня взгляд. Он молча выслушивал слова матушки, обвинявшей меня в кокетстве, безнравственности, недостойности. К концу беседы вердикт был очевиден: ее сын совершил ошибку, приведя в дом бесплодную калеку, которая опозорила их семью. А Патрик молчал, даже не думая вступиться за меня, даже не делая попыток обнять и утешить. Словно я была заразной…
— В полицию идти нельзя. Еще больше проблем будет. — Вот и все, что я услышала от супруга.
Патрик еще что-то бормотал, а я молча ушла в уборную смывать с рук кровь. Жаль, что стыд смыть не так просто. Помню, как с ужасом прислушивалась к своим чувствам и ощущала, как гибнет во мне то, что и так едва тлело. Патрик наконец вспомнил обо мне, пришел, обнял, пообещал все уладить. Я так же молча легла спать, а утром, когда муж ушел на работу, а свекровь на рынок, спокойно собрала вещи и отправилась домой.