Прогулки с бесом. Том первый
Шрифт:
Как выяснили выше, на писание мемуаров нужна хорошая, надёжная, не "дырявая" память, плюс собственная манера изложения событий прошлого, но таковые качества у пописывающих экс-президентов отсутствуют напрочь.
– Чему дивиться, откуда взяться манере, если прошлые речи готовили "литнегры"?
– Президенты на покое (пенсии) не рассказывают письменами о проделках с излишне доверчивым народом, каются устно и коротко "простите меня", но не все и не всегда.
Глава .
Путь
(и другое)
Читатель, начинка половины первой книги ненужная, ничего не дающая, и если пробежишь пару глав не вдумываясь в написанное - потеря невелика, ущерба основе повести не причинишь. Повесть тебе - тоже.
– Что сделано - то сделано...
Страницы сочинения рождались легко, свободно, без волокиты, процесс написания напоминал готовку пирожков с капустой в посудине с растительным маслом...
– ... что-то похожее на психографию...
– Не сбивай...
– одному за короткое время наварганить столько никак не получилось, слаб, нужно признаться, квартирант старался, а кто из нас больший дискредитатор великого совецкого прошлого остаётся невыясненным.
Технический исполнитель повести (стук по клавиатуре, не более) далеко не лучший человеческий экземпляр, владеющий родным языком, есть лучше, но почему бес выбрал малограмотного на роль переписчика Истории - получил объяснение:
– Твоя роль в переписке нулевая, ни на что не влияющая, и если не ты - кто-то другой с не меньшей скоростью и с меньшим числом ошибок тиранил "клаву".
– Историю невозможно переписать, а соврать нагло сколь угодно.
– Никому и ни разу не удавалось ухватить всю Историю, целиком, будь хоть трижды "большим учёным", каждый отгрызал кусок от матушки по силам и способностям, жевал и переписывал, помня о заказе сверху. Переписка Истории начинается с единственного вранья по закону "Шила и Мешка". Кто знает, где проходит граница между переписью Истории и "субъективным взглядом на события прошлого"?
Существует граница - должна быть и фамилия наглеца начертившего демаркационную линию.
– Бесяра, я хорош, но и ты не хуже: вбрасываешь ненужные, непонятные и тяжёлые вопросы. Ведь чтобы правильно ответить на заявление о переписи Истории - надо хотя бы
прослушать лекции историко-архивного факультета, а если нет ничего - какое имею право что-то стучать?
– Кто ты? Профессор Истории? Нет, машинист с посредственными знаниями русского языка. Не пойму, за что мудрейший учитель Пётр Анреевич не выпускал тебя из "пятёрок"?
– Может, оно и так, но могу неправильно зафиксировать сказанное, а кому отвечать, кому принимать презрительное "с суконным рылом в калачный ряд"? Тебе?
Позывы на "пописывание" испытываю со школы, и только сейчас понял: заражение многословием письменной формы произошло стараниями савецкой надёжной и прочной программы изучения родного языка.
Программа не предусматривала из тридцати стриженых учащихся голов хотя бы половину превращать в писателей, намерения учителя словесности выглядели скромнее: обучить без корявостей и ошибок, пользоваться родным языком, внятно излагать мысли кириллицей, не писать в бессмертном, могучем, основном, важном в демографии вопросе русском слове из трёх литер на месте "у" "ю".
В школьные годы писал по требованию учителя, а сегодня применяю прошлые знания родного языка не совсем по доброй воле: "бес путает".
Парадокс: бесам деньги без надобности, но зачем других "путают" объяснения нет.
Живёт вера: "бесовские путы добром не кончаются, и подтверждение телевизионные рассказы о денежных прогрешениях (взятки) начиная от мелочи сроком в пару лет колонии-поселения и до пожизненной изоляции в "Белом лебеди".
– Не фантазируй, за "дачу в лапу" никого под крылья белой птицы не отправили и не отправят, "ворон ворону глаз не выклюет"
Если бы не "враг рода человеческого", иных у людей нет - никогда не взял в руки "стило" и не уселся за клавиатуру компьютера. В половине сочинения и неискушённый читатель увидит бесовское влияние, но вторая половина сочинения, кою набирал без цензуры и бесовского нажима - чистая", "правдивая" и "лучшая"... какая ещё?
Временами приходит не меняющееся от времени сомнение: "пожалуй, не следовало учителю "русского языка и литературы" хорошо и надёжно обучать письму и объяснять способы выражения словами тайн души и сердца"? Длительная задержка в работе объяснялась "отсутствием темы".
Нынешняя световая граната не даст такой вспышки, какую устроило Российское телевиденье в мае одна тысяча девятьсот девяносто... года, когда Первый канал громко, внятно, с повторами сообщил на оставшуюся от развала совецкой империи русскую половину:
– Германия, сознавая тяжесть прошлых деяний ныне готова заплатить валютой всем, кто работал на её благо в годы войны - новость по силе ничуть не уступала древнему объявлению войны. Сообщение касалось обитателей европейской части России, побывавших под вражеским игом, но вторая половина "страны советов", тыловая, на волнения о валюте причин не имела.
Сколько сердец, имевших повод волноваться, дрогнули, и было сообщение по силе воздействия мощнее прошлых сводок "совецкого информационного бюро" - установить не могли. Неизвестно, сколько народу подивилось тогда шуткам телевизионщиков, но внутренний голос (на то время бес не сидел) казал:
– Слышь, мужик, зайди в собственный архив, стряхни пыль со страниц прошлого, просмотри и начинай действовать. Ты, некоторым образом, имеешь касательство к прошлому военному времени, пробуй, авось что-то и тебе обломится.