Прогулки с бесом. Том первый
Шрифт:
– Мать говорила: "сытый голодного не разумеет"
– Меняем позиции: миллионы думают, как прокормиться, а тысячам заботы миллионов видится пустыми. И оккупантов не волновали заботы о пропитании оккупированных, но атмосфера, коей дышали, была густо насыщена заботами аборигенов о пище. Какой нужно быть сволочью, чтобы равнодушно пропускать мимо чужие сигналы голода и не потерять собственный аппетит?
– Нехорошие вопросы выпускаем, "совецкий" человек и голодный обязан оставаться "совецким", а бедствия и лишения, кои валились
– Ох, как не любят соотечественники уточнений деталей прошлого! Когда слышат неприятности - немедленно и круто заносит в сторону до полного "схода с катушек".
Умение мгновенно входить в "священный и праведный гнев" особый дар на границе с артистизмом, и главное - это скорость входа "в священный гнев". У авто есть величина "время разгона до скорости в сто километров", а в тебе другое: как скоро приступаешь к любимому занятию орать, получив в лоб неприятный вопрос.
Когда мирная беседа загоняет в тупик и цена аргументам равна грошу ("крыть нечем") - входите в транс, рвёте на пупе рубаху и выражаете искусственный гнев криком.
– Кому-то гнев кажется фальшивым, а мне настоящий, натуральный, праведный, обоснованный, необходимый и упреждающий:
– Соглашайся, а не то хуже будет!
– кому хуже пояснений не даю.
После вспышки моего гнева никому и ничего не только возражать, но и думать не следует. Крик мощнее оружия, крик сбивает правильный ход мыслей в головах врагов, вот почему и орут наши командиры. Крик основа правления, стержень и вертикаль, ибо только крик способен держать в подчинённых в священном страхе. Театральный гнев позволяет быть неуправляемым, и кто первым в споре захватывает "окоп гнева" - тот и побеждает. Сошедшему с катушек и орущему в припадке искусственного гнева совецкому человеку дозволено всё!
– Истерику лечат нашатырём под нос, или кулаком туда же. Хороший удар надёжнее нашатыря приводит гневливого в чувство и наивысшая степень гнева испаряется и выходит вместе с извинениями. Но всё в прошлом.
– Что будут выкладывать телерепортёры о старой войне, чем кормиться, когда последние "вспоминатели" нашей серии уйдут в мир иной? Кто вспомнит съеденных ворон глубокой осенью сорок первого? Сколько миллионов оккупированных дозволили душам расстаться с телами от голода и болезней, но не пошли на услужение врагам?
И сколько миллионов, чтобы удержать души в телах, пошли служить врагам?
– ау, исследователи, где вы?
– Вопрос-удивление "в чём душа держится" старый со спорной датой рождения:
– Вопрос появился после Гражданской, в бескормицу.
– Бескормица после гражданской милость, вот в оккупацию лиха натерпелись!
– третьи не согласные с первыми, вторыми и выдают своё:
– В блокаду...
Глава 9.
Справка из прошлого,
или
"я - это я"
– Отодвинь прошлое на время и отправляйся за справкой о пребывании "на территории, временно занятой врагами". В справке укажут срок пребывания в оккупации: два года.
– Поверхностное знакомство с чужим миром на двухлетнем сроке не кончилось, но продлилось на год и три месяца за пограничными столбами страны советов, в Польше.
В вежливой форме в Справке помянут твоё не совсем совецкое прошлое, кое к настоящему времени находится на расстоянии в половину века.
– Переживаний сорта "не совецкий человек" не было, от младости савецкое проходило мимо монастырских стен из старого кирпича, не касалось обитателей. Война, лагерная заграница, конец войны, ссылка отца на Урал (Южный) не окрашивалось красным цветом.
– Не, ссылка, командировка... Забегаем...
В жаре проходило начало мая одна тысяча девятьсот девяносто беспамятного года, страна билась спинами об реформы, позволяя гражданам не чаще раза в неделю задавать вопрос окружающему пространству:
– Как жить дальше?
– заявить "вопрос разрушал бодрость заявителей до основания" не можем, "как жить дальше" подпиралось другим вопросом:
– Ай, впервой?
– Не у всех в "лихие девяностые" бодрость духа опускалась до нуля, образцами стойкости выступили тренированные военными невзгодами малолетки, а на время расчётов с прошлым - пенсионеры с лозунгом:
– Видели и хуже, не привыкать!
Побывавших в оккупации в сороковые - в девяностые жили без вопросов и сомнений, и не знали, что принимают участие в процессе выживания.
– Вот оно, ваше великое, опорное, стойкое и несокрушимое "за битого двух не битых лают"!
– Чему удивляться? Вдохновляли слова песни савецкого кино "везде нужна сноровка, закалка, тренировка", не хочешь жить - ложись и умирай, ложки подешевеют.
Кому и как низко перестроечные реформы снизили уровень сознания - не берусь судить, но что мой уровень снизился, как ныне модно выражаться "ниже плинтуса" - наверное.
Как мог видеть себя в строб савецких людей, если слушал из-за бугра вражеские голоса и дивился:
– Ну, собаки, откуда обо мне знают!? Сам о себе ничего, а они - нате вам!
Справка от органов являлась основным документом с гарантированной оплатой иноземной валютой. Это ж надо, а!? Не свои деревянные, а иностранные, с ума сойти!
Никто из претендующих не знал стоимость справки, и, как всегда вопрос рождал ответы:
– Слух прокатился, будто кто меньше нашего от войны натерпелся, вот уже полсотни лет марки получают, так что нам прилично отвалят своих деньжат.
– Посмотрим...