Проходные дворы биографии
Шрифт:
Погода опять испортилась. Пляж и танцплощадку недосняли.
Каждый час новые планы и решения – то в Одессу, то в Сочи, то в Ленинград, то сидим под дождем на пляже и ждем солнца.
Может быть, это и лучше – все, что происходит со мной: школа жизни начинается – авось человеком стану. Пиши!
В том же конверте
Киса! 24-е августа – от тебя ничего нет. Я по-прежнему не знаю, где ты, куда тебе писать. Листки в конверте прибавляются, а отослать его некуда – обидно.
Нас с Игорем опять выселяют: едет австрийский поезд мира – 650
Вчера говорил с мамой и папой. Они купили мне туфли на каучуке и соскучились. Снимать танцплощадку осталось два дня. Что будет дальше, неизвестно – полная неразбериха.
В Москву мне к 1-му необходимо, надо оформиться окончательно в театр. Курепины, гады, не написали даже двух слов, да и ты хороша! Начиная со дня твоего отъезда, мы выезжаем каждый день на съемку в 5:30 утра и приезжаем в гостиницу в 6 вечера. Усталый, перепачканный гримом мавра бегу на почту – и ничего не получаю! Вот так!
Написал тебе листик, полный отчаяния, и пошел пить кефир. По дороге завернул на почту – письмо. Ура! Письмо уже холоднее предыдущего, но все же.
Кушай фрукты, будь умницей.
Крепко целую тебя еще и еще.
Твой
Ленинград, гостиница «Астория», 12 часов ночи
Здравствуй, мой родной, любимый Кис! Это я!
В 11 часов утра прибыл в Питер. Приехали на студию, походили, поздоровались и стали ждать, когда нас куда-нибудь поместят, – здесь такая же история, как и в Киеве, – все гостиницы забиты иностранцами. В ожидании результатов поиска номеров пошли в Петропавловскую крепость – искренне завидовали заключенным-революционерам – у них были отдельные комнаты с кроватью, столом и парашей.
В 5 часов пришли обратно на студию – замдиректора достал нам два номера на одни сутки в «Астории», куда мы и приехали. Огромный номер с коридором, холлом, письменным столом, диваном и множеством мебели. Есть ниша с тюлевой занавеской и тяжелыми гардинами, за которой кровать – широкая и уютная.
Всей молодежью группы пошли в ресторан гостиницы «Европейская» – наелись какой-то восточной кухни за большие деньги и очень невкусно.
У дежурной по этажу взял на полном обаянии конвертик и листочки вот эти, предназначенные для иностранцев. Я сказал ей, что мне надо написать самому любимому и дорогому человеку, а бумаги нет. И она тут же дала мне листочки и конверты – так, наверное, искренне я сказал это! Во!
Поговорил после «Во!» с папой по телефону – просил не забывать меня как сына.
В мое окно видна площадь, и напротив меня смотрит ко мне в окно Исаакий, читает то, что я пишу тебе, и грустно улыбается – понимает, наверное, как я скучаю. За ним вижу улицу с почтамтом – завтра пойду получать что-нибудь от Кисы – получу? Или еще рано? Как хорошо – близко почта, но, увы, лишь на один день.
Завтра – приезд туристов, новая партия, и нас выгоняют. Поместят нас, наверное, надолго либо в «Октябрьскую», либо в «Европейскую». Но пиши мне, на главпочтамт – надежнее.
У меня к тебе колоссальная просьба. Сообщи мне как можно быстрее следующее:
1) куда тебе писать и до какого числа,
2) куда
3) до какого числа ты будешь в каком месте и моменты твоего переезда,
4) как ты меня любишь (изобразить графически и словесно).
Подчеркнуто самое важное.
Ну, вот пока и все как будто. Так много хочется тебе сказать, очень-очень, а на бумаге не получается. Правда, лучше, чем по телефону, но тоже трудно. Не знаю, слышишь ли ты меня, когда читаешь мои письма? Я всегда слышу тебя и вижу, когда держу в руках твое письмо.
Час ночи. Ночной Ленинград, в садах – осень. Город величественный и очень грустный. Мне трудно без тебя жить, мое солнце!
Твой
Начало письма не сохранилось
Пришел в гостиницу – дали отдельный номер. Второй этаж – окно выходит лицом к Московскому вокзалу. Номер маленький, но своя ванна и уборная, стол, кровать, шкаф, диван. Много стульев. Я ненавижу жить в двойных номерах с чужими людьми. Я лучше буду доплачивать 6 рублей в день (номер стоит 24 рубля, а студия платит всего 18 за жилье), чем жить с кем-нибудь и стеснять себя. Отсюда я могу звонить Кису в любое время, говорить громко, что я люблю его и не могу жить без него, что я измучился, что мне плохо, одиноко и днем и ночью. Потом я могу перейти дорогу и уехать в Москву, если уж все мне здесь осточертеет. Правда, отсюда далеко ходить на главпочтамт, но я буду. И лучше пиши туда, чем на гостиницу, а то вдруг меня опять неожиданно куданибудь перебросят, что вообще-то вряд ли.
Твой Кис (верный-верный)
Ну вот! Только что пришел в номер. У меня появилась какая-то органическая потребность каждый вечер разговаривать с тобой – делиться дневными переживаниями, мыслями.
Утром встретил Игоря Дмитриева – приехал из Москвы, – и отправились с ним на студию. Опять смотрели материал – куски, которые не видели. Потом поехали к Игорю домой – накормил меня вкусным обедом, и пошли в цирк на закрытие гастролей немецких артистов. Программа довольно интересная – есть номера прямо мирового класса.
После цирка пошли в «Восточный» – это ресторан ленинградской театральной молодежи. Мне нравится у ленинградцев то, что здесь молодые артисты разных театров очень дружат между собой, встречаются в ресторане, ВТО, театрах, не официально, а так – запросто. Этого совсем нет в Москве.
Посидели, поговорили, выпили кофе и пошли.
В Ленинград приехал на гастроли Театр Маяковского. Поехали разыскивать Мишку Козакова. Он оказался в гостинице «Ленинградской» («Англетер»). Приехали к нему. Говорили, смеялись. У него ужасное настроение, хоть он и скрывает, но вырвалось. Вот, Кис, что такое театр, успех, роли. Я всегда говорил, что Мишке будет очень трудно, если, не дай бог, с Гамлетом выйдет неудача или еще что-либо. Так и получилось. Охлопков, конечно, обманул Мишку. Мишка ради обещанного Гамлета ушел из МХАТа, отказался от ролей в кино, а сейчас Охлопков юлит, Мишке дают массовки, и он дико переживает. Я его вполне понимаю. Вообще страшно трудно, болезненно поступление в труппу театра и первые месяцы работы, а для избалованного успехом Мишки – тем более.