Проходящий сквозь стены. Рассказы

Эме Марсель

Те горожане, которые всю неделю горели желанием побывать на матче, по большей части отказались мокнуть под дождем и месить грязь. Когда свисток судьи возвестил о начале встречи, на площадке присутствовали разве что заядлые болельщики — фанаты регби и реакционеры. Всего их, спрятавшихся под зонтами, было семнадцать человек, включая самого доктора и секретаря-казначея.

Однако большинство касталенцев отправились на Зерновой рынок посмотреть праздник гимнастов. Было темно из-за дождя, и многие зрители с сожалением думали о регбийном матче, который происходил не у них на глазах. У женщин настроение испортилось: плохая погода помешала им надеть самые красивые платья. Духовой оркестр заиграл «Марсельезу», чем несколько подбодрил публику и настроил ее на то, чтобы прослушать речь месье Лабедульера. Прежде всего советник заявил, что не станет говорить о политике. Он собирался только выразить свою благодарность жителям Касталена за еще одно доказательство их заботы о талантливой молодежи, которую они проявили тем, что в столь большом количестве пришли посмотреть их красивые выступления. Он был тем более тронут, что воспринимал этот праздник — один из очень немногих важных событий последнего времени — как знак уважения и доверия к нему, но из скромности не хотел бы переоценивать его значение. Затем он с тонкой иронией провел параллель между гимнастикой и регби, «игрой странной, пришедшей к нам из-за границы, во время которой несколько касталенских игроков, барахтаясь в грязи, с упорством, достойным лучшего применения, оспаривают у других несчастных, вымокших до нитки игроков шанс получить воспаление легких». Он говорил дружеским, доверительным тоном, время от времени намекая на выборы в следующее воскресенье, говорил так, словно речь шла о деле, которое они делали сообща и при полном согласии. Заключительная часть речи была встречена дружными аплодисментами.

С этой минуты матч между «Спортингом» и парижским Олимпийским союзом казался всего лишь жалкой авантюрой, несколько даже унизительной для Касталена, и доктор Дюлатр нес за нее полную ответственность, что непременно скажется на результатах выборов, ибо таков неизбежный ход событий. Вместе с тем каждый из присутствовавших радовался тому, что принял наиболее разумное решение и теперь развлекается со всеми удобствами, под крышей и с сухими ногами. Конечно, в таком зрелище, как соревнование гимнастов, не было ничего неожиданного, лучших спортсменов все знали по именам, и список тех, кто будет удостоен награды, можно было составить заранее, зато как приятно, когда твои прогнозы совпадают с прогнозами соседа, это создает в зале атмосферу семейного тепла.

Гимнастам аплодировали через равные промежутки времени, спокойно и чинно, с чувством уважения и собственного достоинства, которые сопутствуют любой добросовестной работе.

Луг Бор напитывался влагой, однако все семнадцать зрителей, наблюдавших за матчем, не жаловались на холод и мокрые ноги. Многие даже закрыли зонтики, чтобы иметь возможность аплодировать. А все потому, что касталенцы играли просто потрясающе: никогда еще они не проявляли такой воли к победе. Парижане, напротив, сопротивлялись вяло и не демонстрировали того мастерства, которого от них с опаской ждали. В схватках хукер «Спортинга» обнаруживал полное превосходство над хукером Олимпийского союза, и мяч неизменно оказывался на стороне Касталена. Капитан парижской команды, центральный трехчетвертной, не мог толком сделать передачу и совершал ошибки, заставлявшие недоуменно перешептываться его игроков. Что же касается защитника, то его игра была столь медленной и неумелой, что оправдывала самые смелые надежды болельщиков. Семнадцать зрителей, не обращая внимания на летящую у них из-под ног грязь, бегали вдоль боковой линии, то стремительно атакуя, то уходя в оборону вместе с касталенскими игроками, воодушевляя их яростными криками. Один только доктор Дюлатр, казалось, не разделял энтузиазма болельщиков и на удивленный вопрос секретаря-казначея ответил с явным раздражением:

— Они могли бы играть лучше, гораздо лучше. Все время упускают возможность…

Когда при счете о: о команды ушли на перерыв, доктор Дюлатр учтиво поздравил игроков парижской команды и, отведя в сторону их капитана, с минуту побеседовал с ним.

— Вы должны были обеспечить мне победу уже в первом тайме, — прошептал он с упреком. — Я очень волнуюсь…

— Клянусь вам, я сделал все, что мог… Защитник и хукер тоже старались изо всех сил… Так что упреки не к нам, а к вашей команде. Знай я, что она так слабо играет, я попросил бы вас договориться еще как минимум с двумя игроками, скажем с крыльевыми. Если вы готовы раскошелиться, тогда наша защита, можно сказать, перестанет существовать, а если ваши игроки и тут не сумеют реализовать ни одной попытки, вам придется поставить на своем клубе крест…

— Хорошо, разумеется, я согласен еще на одну жертву ради спорта.

— Тогда я улажу это дело. А вы можете предупредить двух-трех игроков. Они будут чувствовать себя увереннее.

— Нет, нет. Мне нужна честная победа.

Тем временем секретарь-казначей опрометью помчался на Зерновой рынок, чтобы сообщить обнадеживающий результат первого тайма. Новость пришла как раз тогда, когда публика, позевывая, наблюдала за выступлением «надеждинских» девушек. В зале долго не стихал шум. Удивленные и восхищенные зрители ерзали на сиденьях, пошел слух, что столичная команда избежала поражения только из-за плохой погоды. «Площадка уж очень тяжелая… Касталенцы не смогли воспользоваться преимуществом в самом начале игры…»

Люди принялись с горячностью обсуждать новость, пересыпая свою речь регбийными терминами, но тут месье Лабедульер с прямо-таки дьявольской хитростью велел духовому оркестру играть военный марш «Самбр-э-Мёз». Вполголоса напевая знаменитый припев, каждый из присутствующих позабыл и о «Спортинге», и о команде Олимпийского союза, и о докторе Дюлатре; не прошло и пяти минут, как симпатии публики переместились влево. Месье Лабедульер, покачивая головой в такт музыке, со счастливой улыбкой пел вместе со своими избирателями:

Солдаты славного полка Идут всегда на зов свободы…

Защитники Олимпийского союза играли кое-как, казалось, они совсем выбились из сил. Капитан прихрамывал, крыльевые дрожали от холода, защитник десяти метров не мог пробежать, чтобы не поскользнуться и не упасть. Зато нападающие играли упорно и неистово, не пуская запертого противника в зачетную зону. В течение десяти минут, несмотря на промахи хукера, они постоянно угрожали «Спортингу» и раз двадцать чуть было не забили гол.

За боковой линией зрители стояли, затаив дыхание. Доктор Дюлатр, встревоженный и сердитый, то и дело поворачивался к секретарю-казначею и шепотом говорил:

— Ничего не понимаю… В этих форвардов прямо бес вселился… Куда они лезут?

Время от времени капитан парижской команды бросал на него сокрушенный взгляд. К счастью, один из касталенских игроков, отбойным ударом ноги пославший мяч за боковую линию, перенес игру к пятидесятиметровой отметке. Парижские нападающие, утомившись, стали играть мягче. Три раза подряд после схватки мяч оказывался у «Спортинга», который активизировал линию трехчетвертных. Две первые атаки разбились о столичного полузащитника. Наконец один из игроков вырвался на правый фланг, теперь перед ним были только трехчетвертной и защитник парижской команды. Закрыв глаза от страха, игрок помчался вперед. Сперва он услышал чьи-то мягкие шаги рядом с собой, а потом — громкие крики. Он почувствовал, как чья-то рука коснулась его ноги выше щиколотки, пробежал еще несколько метров, поскользнулся и, не выпуская мяча из рук, упал на колени. Счет был открыт.

В тот момент, когда гимнаст выполнял стойку на параллельных брусьях, голос в громкоговорителе, еле сдерживая радость, прогремел под кровом Зернового рынка:

— «Спортинг» ведет со счетом три — ноль! Гол забил Дюрантон!

Мощное эхо повторило победный крик, публика в едином порыве вскочила с мест, толпу охватило лихорадочное возбуждение.

«Да здравствует „Спортинг“! Да здравствует Кастален! Да здравствует Дюрантон! Да здравствует Дюлатр!»

Люди устремились к выходу, вскакивая на стулья, забывая свои зонты.

— «Самбр-э-Мёз»! — взревел Лабедульер. — Да играйте же «Самбр-э-Мёз»!

Но духового оркестра уже не было, он смешался с толпой. Ошеломленный месье Лабедульер, стоя на возвышении, с трагическим выражением лица напрасно кричал:

— Вы не бросите «Надежду»!.. Вы не имеете права!.. Это подло! Нельзя предавать идеал…

За боковой линией семнадцать зрителей превратились в тысячу пятьсот. Когда «Спортинг» забил второй гол, неистовая радость охватила жителей Касталена и люди принялись хором кричать: