Проходящий сквозь стены. Рассказы

Эме Марсель

Но только он вернулся в свою канцелярию, как в комнату вошел хозяин дома и включил свет. Вор-джентльмен уселся на кровати и захлопал себя по карманам — куда же запропастился пузырек с хлороформом, — но гость вдруг вскрикнул и бросился ему на шею:

— Сынок! Вот ты и дома, вернулся-таки спустя восемнадцать лет!

Уж не всплакнуть ли мне, раздумывал светский вор. Восемнадцать лет — а значит, подсчитал он, сейчас ему все тридцать пять: ишь обрадовал. Но надо же, как совпало.

— Мне не хотелось бы ранить ваших чувств, — начал он, — но вы точно уверены, что признали сына?

— Признал ли я тебя? Еще бы! Голос крови — не шутка.

— Голос крови — оно конечно, — согласился вор. — Однако же он может и ошибиться, и тогда…

— Да никакой ошибки! Ты и впрямь мой старшенький, ты и впрямь мой сынок Рудольф!

— Рудольф… Не спорю. Припоминаю нечто подобное. И все же…

— И у тебя еще родинка на сгибе правой руки, светлая такая…

Тут уж у Рудольфа не осталось сомнений. Последовали долгие объятия, в голосе у обоих дрожали слезы.

— Дорогое мое дитя, — говорил отец, — а я уж и не чаял тебя увидеть; как долго ты пропадал…

— Ах, отец! Я же знал, что найду ключ под ковриком…

— Кстати о коврике, не вздумай ляпнуть при матери, что я пришел в три часа ночи… Не поймет, поди, что можно так засидеться за бильярдом. Она, видишь ли, повела твоих сестер на бал в ратушу, ну а я тем временем решил перекинуться с приятелями в манилью.

— Вы, кажется, говорили о бильярде…

— Ну в бильярд, в бильярд. Начали с манильи — кончили бильярдом. В любом случае, скажи матери, что в полночь я уже был дома — что тебе стоит сделать ей приятное.

Рудольф скрепя сердце пообещал. Уж таким он стал честным, что не мог теперь солгать даже во благо.

— Вы сказали — сестры. Уж не те ли это хорошенькие девушки с фотографий? Они немало изменились, пока меня не было дома, и, по правде говоря, я едва их узнал.

— Ничего удивительного, ведь старшая появилась на свет год спустя, как ты уехал. Мы так огорчились, когда ты внезапно исчез, что мать не оставляла меня в покое, пока Небо не послало ей ребенка. Она была страшно разочарована — уж очень ей хотелось мальчика — и решила попытать счастья еще разок. Но судьба к нам явно не благоволила, ведь жена опять произвела на свет девочку, которую назвали Мариеттой. Нелегко мне было остаться без сына, но хватило все же ума не слушать твою мать: наплодила бы мне десяток девок, как пить дать, лишь бы наконец получился мальчик. Слава Богу, хватит с нас этих двух пигалиц — только и делай, что гони монету!

— Отец, — вздохнул Рудольф, — как бы тяжело нам ни приходилось, нам никогда не расплатиться сполна за святые семейные радости.

— Святые семейные радости, — невесело хмыкнул отец. — Сразу видно, что сам ты их и не нюхал. Попробуй прокорми четыре рта на девятьсот франков в месяц — живо бы отрезвел…

Он с завистливым восхищением оглядел плащ и цилиндр сына и прибавил:

— Хорошо болтать о семейных радостях тому, кто холост и кто может купить себе шляпу, как у тебя… Утешусь хоть тем, что ты зашибаешь деньгу. Ты, кстати, еще не рассказывал мне, кем работаешь…

Рудольф без промедления выпалил:

— Должен признаться, отец, что со вчерашнего вечера я сижу без дела. Стыд и срам, да и только. Ведь мне отлично известно, что праздность — мать всех пороков.

— Что ж, сынок, пословица дельная, и забывать о ней не след. Но ты уж больно суров: корить себя в праздности, если только вчера лишился места… Да у тебя, верно, и отложено кой-чего на черный день.

— Кое-что имеется. Миллионов пятьсот франков в наличных и в движимом имуществе, и примерно столько же вложено в разные промышленные и торговые предприятия.

У отца горло перехватило от волнения. Он рухнул на стул и сорвал с себя накладной воротничок.

— Ах, сыночек-сыночек! — пролепетал он. — Подумать только, а ведь я хотел пустить тебя по Дорожному ведомству… Родители порой здорово виноваты перед детьми… Но каким чудом ты сколотил такое завидное состояние?

— Какие тут чудеса. Я стал светским вором, а когда наловчился, дела быстро пошли в гору.

— Светский вор, — папаша слегка растерялся, — мой сын — светский вор?.. Вор из высшего света, ну да… Из высшего света и миллиардер.

— Не тревожьтесь, — сказал Рудольф, — вчера вечером я решил уйти из профессии. Отныне я хочу стать честным человеком и посвятить себя тихим радостям домашнего очага.

Отец воздел руки и возвел глаза к небу: да простятся блудному сыну все прегрешения молодости.

— Раз уж ты остепенился, — возгласил он, — я и знать не хочу о том, что было. Знаю только, что ты миллиардер и примерный сын…

— Конечно, — согласился Рудольф, — я примерный сын и, надеюсь, сумею это доказать; но я больше не миллиардер. Уж не думаете ли вы, что я оставлю себе бесчестно нажитое? Что толку распинаться о добродетели, если я не отдам все, что награбил; а когда я со всеми рассчитаюсь, мне останется только сожалеть о содеянном и молить о прощении.

Тут Рудольф достал из жилетного кармашка стальные часы, которые он стащил на первом этаже, и с величайшим смирением протянул их отцу. Но отец любовно оттолкнул их и объявил сыну, что весь дом к его услугам: распоряжайся, как хочешь.

— Все, что принадлежит мне, принадлежит и тебе, ты так и знай. Отец и сын: какие уж тут счеты.

— Не зря я расхваливал радости семейной жизни, — сказал Рудольф. — Я тронут вашей щедростью и, надеюсь, не покажусь вам бесцеремонным, если позволю себе тут же, по-домашнему, занять у вас двадцать пять луидоров. — Рудольф еще не успел отделаться от привычек светского вора и выражался несколько витиевато. — Не то чтобы я сидел без денег. В кармане у меня пачка купюр, в которой не то семьсот, не то восемьсот тысяч франков, но, знаете ли, совесть не позволяет прикоснуться к ним.

Отец не на шутку разгневался: это же чистое безумие, никакой логики! Родители горбатились, чтобы он мог закончить школу, у сестер приданого кот наплакал, а он, видите ли, отказывается от состояния. Восемьсот миллионов — за здорово живешь! Ну не безумец ли.

— Отец, — причитал Рудольф, — я хочу одного — стать порядочным человеком!

— Далась тебе эта порядочность. Да разве порядочный человек станет швырять деньги на ветер! Раз уж тебе так неймется, начни с того, чтобы слушаться отца… Первым делом ты отдашь мне пачку тысячных купюр. Ну-ну, доставай из кармашка.