Проиграем?
Шрифт:
– Ты знаешь сколько у меня было женщин?
– У меня нет открытой сахасрары и третьего очка, так что, нет, не знаю и знать не хочу.
– Много, Евгения. Так вот, я вас хорошо знаю. По глазам твоим вижу, что ты меня наеб… обманешь. После того, как я что-нибудь расскажу, ты сразу свалишь, не показав мне коленки. Так что, я сажусь на свою кровать, а ты мне их демонстрируешь. После чего я расскажу тебе что-нибудь интересное.
– Зачем они вам?
– Я – коленофил. Мне так надо. Это моя потребность.
– Вы очень странный.
– Слушай, не тебе
Еще, блин, один зритель. А я – дура, потому что на это ведусь. Никогда не считала себя любопытной особой, а сейчас прям руки чешутся что-нибудь этакое узнать о Зорине, чего он сам, конечно же, мне не скажет. Подхожу ближе к мужчине и задираю штанины.
– Все?
– Нет, – задумчиво произносит мужчина, потирая подбородок.
– Женя, иди работать, – резко поворачиваюсь к вошедшему в палату Зорину. – Ноги будешь показывать в свободное от работы время.
Кровь моментально приливает к лицу. Позорище. Быстро опускаю штанины и, опустив взгляд в пол, фактически вылетаю из палаты. Идиотка. Вот что он теперь обо мне подумает? Никогда у меня не было желания перед ним оправдаться, а вот сейчас это все, о чем я думаю в эти нескончаемые минуты.
Как только Зорин выходит из палаты, я мигом вскакиваю из-за стола и слету бросаю:
– Это не то, о чем можно подумать.
– Мы друг другу никто, чтобы ты передо мной отчитывалась. Иди работай, – безэмоционально бросил Зорин. И, кажется, даже не взглянул на меня, словно я какая-то букашка.
Никто… почему так обидно от этого «никто»? Сразу захотелось выкинуть какую-нибудь сериальную дурь, аля привести сюда Мишу и демонстративно уже по-настоящему с ним «лизаться» на глазах Зорина. К счастью, мой порыв быстро прошел, стоило только включиться в работу.
Последующие два дня проходили так, словно я вообще не существую для Зорина. При этом он не грубил, не старался никак меня задеть. Более того, даже вполне мило объяснял что-то о пациентах. Но делалось это так, как будто меня при этом не существует. Отвратительное чувство ненужности. Уже самой хочется что-нибудь ляпнуть, чтобы он наконец обратил на меня свое внимание. Стою под дверью, гипнотизируя табличку с фамилией Зорина, и все же решаюсь войти внутрь. Что при этом говорить, сама не знаю.
– Я хотела поговорить, – наконец произношу я, понимая, что Зорин не собирается отрывать свой взгляд от экрана компьютера.
– Говори, Женя.
– Что там со Стасом? – фантазия нулевая. Но все же этот вопрос меня действительно волнует. Теперь, даже с таблетками, противные сны вернулись. Правда другого характера.
– Когда с ним произойдут какие-то изменения, я тебе скажу об этом, – наконец переводит на меня взгляд. – Соболев, при всей своей видимой несерьезности, очень умело может заставлять людей вести себя так, как ему это нужно. Поэтому не накручивай себя возможными вариантами мести твоего отчима.
– Если он очнется, я знаю, что он вернется к маме. Когда он тогда
– Давай решать проблемы по мере их поступления, – спустя несколько секунд произносит Зорин, взяв в руки карандаш. Такое ощущение, что он специально его взял, чтобы только не смотреть на меня. – Сейчас твоя сестра в безопасности. Живет себе и ни о чем плохом не думает. Вот и ты так живи. Это все, что ты хотела мне сказать?
– Да, – после затяжной паузы произношу я.
– Тогда до свидания, – переводит на меня взгляд.
– До свидания, – разворачиваюсь и, сделав пару шагов, слышу громкий хруст. И только выйдя из кабинета, понимаю, что это был треснувший в руках Зорина карандаш.
***
Ненавижу вечера. Просто на дух не переношу. Ощущение тревоги накатывает вдвойне, несмотря на таблетки. И только лишь предстоящий юбилей отделения вызывает во мне необъяснимую радость. Правда, не сам он, а мысли о том, какой красивой я буду завтра. Могла ли я подумать еще месяц назад, что буду тратить деньги не только на одежду и обувь, но и запишусь в салон красоты? Мда… чудны дела твои, Господи.
Наверное, дальше я бы погрузилась в представления о том, как я буду выглядеть, если бы не звонок в дверь. Подхожу к двери и заглядываю в глазок. Сердце начинает стучать как ненормальное, когда я вижу Зорина. Не раздумывая, открываю дверь. Только не улыбаться, только не улыбаться. Черт, он же может что-то о Стасе сказать.
– Что-то случилось? Он умер?
– Нет. С ним по-прежнему все без изменений. Поговорить надо. Ты одна? – качаю головой, и тут же показываю взглядом на дверь своей комнаты.
Смотря на то, как Зорин не знает куда ему деться в моей скромного размера комнате, я понимаю, что все же что-то случилось. Он напряжен. Еще и лоб хмурит.
– Я был не прав насчет тебя.
– Хм… в чем? В том, что я оказалась полупроституткой и можно дать шанс на нормальные отношения? – вот зачем я сейчас это сказала?! Дура!
– Ты слишком низко себя ценишь. Я был не прав в том, что недооценил тебя. Мне нравится твоя принципиальность.
– Другими словами, вы хотите узнать, когда моя принципиальность даст трещину. А когда даст, станцуете победоносный танец.
– Ты чего такая буйная?
– Гормоны шалят. Хочу и буйствую.
– Хватит меня перебивать.
– Да, я понимаю, что в вашем возрасте с памятью начинаются проблемы. Последнее, о чем вы сказали – было про принципиальность. Что вам это нравится, а сначала было про то, что вы не прав.
– Спасибо, что напомнила. Вот один из плюсов молодых любовниц – у них с памятью все хорошо. Учитывая вышесказанное, я согласен пойти на уступки. С моей стороны было неправильно не дать тебе никакого выбора. Я не дал тебе никаких маневров. Так что, готов рассмотреть поправки моего предложения с твоей стороны. Одно, максимум два условия.