Проигравший
Шрифт:
Майор махнул оператору рукой:
– Выключай.
Тот послушно выключил камеру и сделал шаг в сторону. У них в отделе все прекрасно знали: когда следственные действия ведет майор, под ногами лучше не вертеться.
– Слушай, гуманитарий, тебе где сказали стоять? В сторонке? Ну так и стой в сторонке.
– Извините. Я запнулся за вот эту штуку.
– Что это?
– Это шпага. Валяется под ногами, чуть не упал.
Майор смотрел на Стогова в упор, но совсем на него не злился. Почти жалел. Грязные волосы, опухшая физиономия, давно
Он опустил глаза на шпагу, которую Стогов все еще держал в руках.
– Где ты это взял?
– Странная штука для гримерки артиста, правда? Зачем лилипуту такая здоровенная шпага? Но, знаете, я тут спрашивал у администраторши. Она говорит, что у парня был номер в костюме мушкетера. Вон на столике и ножны от шпаги лежат. Не обращали внимания, товарищ майор? Кстати, ножны к этой шпаге совсем и не подходят.
Стогов сделал шаг к гримерному столику. Там действительно лежали ножны от шпаги. Но совсем маленькие, явно не от того клинка, который Стогов держал в руках.
– На полу комнаты валяется тяжеленная шпага. Это странно. А в кармане пропавшего лежат квитанции из ломбарда. Это тоже странно. На первый взгляд, связи между этими двумя странными фактами никакой и нет. Хотя с другой стороны: в ломбард пропавший сдал не что-нибудь, а шпагу барона Мюнхгаузена. Откуда она у него? Может быть, оттуда, что особняк, в котором мы сейчас находимся, двести пятьдесят лет назад принадлежал – знаете кому? А как раз барону Мюнхгаузену и принадлежал. Так что, может быть, шпага лежит тут не просто так, а?
Милиционеры молча смотрели за тем, как он шагает по комнате, машет этой своей шпагой и мелет откровенную чушь.
Потом майор наконец спросил:
– Ты это все к чему?
– Ни к чему. Просто нашел лежащую на полу шпагу и теперь размышляю вслух. Никогда не пробовали? Вот смотрите: на гербе барона был толстый монах и два скрещенных клинка. Помните? Там еще завитушки по краям? Нет? Какой вы, однако, невнимательный. А вот, смотрите: тут на полу тоже есть изображение двух скрещенных клинков. И завитушки такие же, как на гербе. Может быть, между изображениями есть связь?
Стогов руками отодвинул милиционеров к стене. Майор смотрел себе под ноги: там, на паркете, действительно были выложены два скрещенных клинка. Хотя, может быть, и не клинка: паркет был совсем старый, исцарапанный миллионами шагов, отродясь не мытый. Стогов тыкал в пол своей дурацкой шпагой и продолжал кривляться:
– Вот они, видите? Два лезвия, а посередине… что тут у нас посередине? Два кольца, два конца, а посередине какая-то дырочка. Интересно, что будет, если попробовать ткнуть в эту дырочку шпагой, а?
Стогов присел на корточки, обхватил клинок двумя руками и резко, изо всех сил, воткнул лезвие в пол. Усилие, впрочем, было излишним. Часть пола послушно и почти без скрипа тут же отъехала в сторону.
– Ого! – сказал Стогов. – Похоже, тут у нас подземный ход.
Акт осмотра места преступления занял чуть ли не четырнадцать страниц. Составлявший его молодой лейтенант аж взмок, прежде чем дописал все до конца и заверил подписями понятых. За это время Стогов успел докурить свои сигареты до конца, сбегать в магазин еще за одной пачкой, а потом вернуться и надоесть всем вокруг так, что майор все-таки велел ему отправляться вместе с капитаном Осиповым в отдел, забрать там изъятую давеча шпагу и отвезти ее куда следует.
– Шпага лежит в сейфе. Знаешь, где ключ? Сдашь ее следователю, получишь взамен акт. Проверь там, чтобы все было правильно оформлено.
Выходя из гримерки, Стогов все-таки оглянулся. Дело было окончено. Совсем не так, как рассчитывал их майор, но все-таки окончено. Выбираясь из подземного хода, мужчины отряхивали перепачканные куртки и пиджаки. Щелкали вспышки фотокамер, все одновременно куда-то звонили. А майор стоял перед крошечным человеком и расстегивал наручники, надетые на его маленькие руки.
Наручники майор убрал в карман куртки. Режиссер потер запястья:
– Это все?
– Да. Можете идти.
Режиссер все еще снизу вверх на него смотрел.
– Совсем-совсем все?
– Ну, хорошо. От лица всего нашего отдела я приношу вам извинения за доставленные неудобства.
– А при чем тут отдел?
– Вы хотите, чтобы я извинился лично?
– Да я, в общем-то, от вас ничего вообще не хочу.
– Вот и хорошо. Тогда до свидания.
Стогов и капитан вышли на улицу. Капитан поднял воротник куртки. Прежде чем шагнуть под дождь, прикурил и убрал зажигалку в карман. Стогов стоял слева от него и тоже смотрел на пузырящиеся лужи.
– Но ты понимаешь, что после такого жизни майор тебе больше не даст?
– Мне плевать.
– Он выгонит тебя со службы и постарается, чтобы тебя вообще больше никуда не взяли работать по специальности.
– Мне плевать.
– Тебя вообще ничего на свете не волнует?
– Вовсе нет. Меня волнует очень многое.
– Да?
– Меня волнует, почему мы, люди, так страдаем от одиночества, но все равно не в состоянии жить с кем-то еще. Меня волнует старое французское кино, песни группы The Cure и книжки, написанные на странных языках. Хотя если честно, больше всего меня сейчас волнует хлопнуть джина. Вот сдадим шпагу, и могу показать, насколько сильно это меня волнует.
Служебные машины были все заняты. До отдела им пришлось добираться снова на троллейбусе. Через мокрое стекло Петербург выглядел так, как и должен был выглядеть умирающий от отчаяния трехсот-с-чем-то-летний город. Он так навсегда и остался самым красивым городом планеты, просто теперь его красота была еще и очень грустной.
Осипов спросил:
– Ты с самого начала знал, что там подземный ход?
Стогов пожал плечами:
– Нет, конечно. Просто ткнул золотым ключиком в замочную скважину и посмотрел, что получится.