Происхождение боли
Шрифт:
— Исусе! Это правда! Они все здесь! — Анна упала на колени, загребла, подняла к лицу, — Так вот, что значит мертвствуют! — Новым порывом повисла на шее у присевшего рядом вампира и поцеловала его в щёку, — Я не обману его надежду! А ты — тебя Сам Бог послал мне — помоги же сделать то, зачем я сюда пришла: найти древесное семя. Меня просил об этом один из полководцев Уалхаллы, европейский главнокомандующий — мы случайно встретились у Изумрудной Скрижали,… — в груди анниного духа не достало сил говорит дальше.
Вампир кивнул:
— Большое дело, — поднялся и ей подал руку, левую (в правой дожидались
— А как тебя зовут?
— Берингар из Ромрода.
— Меня — Анна, леди Байрон. Я живая; меня отправили сюда колдовством.
— Бывает.
— … Я знаю — мне сказали — что означает цвет твоей одежды… Как ты стал таким?
— Видно, судьба распорядилась… Погиб в бою, встал в строй эйнхериев, сражался снова, был опять убит — и вдруг очнулся на дне того проклятого Чудского озера. Пришлось выбираться из доспехов, выплывать и жить дальше.
— Давно это было?
— О, да. Тогда в Вальхалле ещё пировали и старый Хильдебранд, и Сигеферт, и Виглаф, а Готфрид Бульонский едва разменял столетье своих истинных подвигов.
— Эти герои уже тогда подчинялись все кому-то одному, или каждый был сам по себе?
— Того, кто послал тебя сюда, я тоже видел, но он не считался предводителем, хотя был почитаем: даже берсеркиры ему кланялись.
За этими разговорами Берингар и Анна взобрались на гребень бархана. Ветеран Ледового побоища стал шарить в семенах, просеивать их сквозь пальцы, пока его спутница обозревала с высоты порт и машины, качающие из скважин вязкое золото.
— Посмотри-ка и выбери: это каштан — он красиво цветёт, но любит тепло; это клён — он быстро растёт, но хрупок и недолговечен; это дуб — он прочен и может стоять тысячу лет, но растёт чуть скорее пещерных зубов.
Анна открыла пробирку со своей кровью.
— Каштан сюда не влезет; клён не годится; дуб, на мой взгляд, больше подобает… стране мужества.
Она спрятала жёлудь в темноте пригоршней, и огорчилась, увидев сквозь щёлку голубое свечение:
— Нет, не подходит.
Вдруг подул ветер. Он принёс и прижал к анниной щеке семечко, окаймлённое коротким прозрачным крылышком.
— А это что? — сняла бережно, как живого мотылька.
— Даже не знаю. Может, какая-то заморская трава.
— У него нет ауры, и оно само меня нашло. Тому и быть, — осторожно опустила семя в сосуд, закупорила и попросила Берингара проводить её обратно в порт. Они пошли, беседуя о местных погодах: тополином снеге, хлебных, хвойных и кофейных дождях; о Духах Суда, о Валхалле и её обитателях.
Глава СХI. Литературно-публицистическая интермедия
Париж, квартира Эжена.
Эмиль Ну, и на улицу Четырёх Ветров пришёл праздник — господин д'Артез сотворил нечто читабельное.
Рафаэль В смысле, ты осилил сам — мне не придётся?…
Эмиль Прикинь, Орас: влетает к нам этот бес Бисиу, маша книжкой: «Бомба! Настоящая бомба!». Я глянул, и чего-то увлёкся…
Рафаэль Слава Богу…
Орас Я к стыду своему ещё не добрался до неё, да и — странно — Даниэль как будто держит её в секрете. Черновик уничтожил, авторский экземпляр показал нам явно неохотно, и ведь его неуверенность оправдалась:
Эмиль Ты мне лучше растолкуй, какого чёрта он зашифровал в заголовке имя нашего Эжена. Он знает его, что ли?
Орас По-моему, это так трудно — придумать имя, которого нет… А об Эжене Даниэль мог слышать от Люсьена, и, конечно, что-то нелицеприятное.
Эмиль О, кстати — при Эжене бы не стал, а вам расскажу — намедни наткнулся у в шкафу на вырезку его фельетона — итс част терибул! «Тайна княгини де Кадиньян». Светская красавица решила превратить свои зубы не в метафорический, а в настоящий жемчуг и стала на ночь класть себе в рот живую устрицу, ну, чтоб бедная зверюшка по ходу источала там свой перламутр. По утрам обычно устрицы уже не было на месте — княгиня глотала её во сне, а зубы между прочим действительно стали как-то приятно поблёскивать. Но вот попался даме злокозненный моллюск, намертво присосавшийся ко внутренней стороне её щеки. Он щипал её за язык, мешал есть и говорить, половина лица княгини точно раздулось от флюса, и, в довершении бед, эта редкостная тварь в природе должна было производить чёрный жемчуг, так во что она превращала зубы — страшно подумать! В конце концов муж княгини пригласил знаменитого Деплена и тот вырезал эту адскую улитку из рта несчастной, а зубы у неё таки и почернели навсегда.
Орас И это называется блестящей, остроумной журналистикой!? Да, Деплен однажды оперировал знатную даму, страдавшую периоститом, но это не шутки! она едва не умерла от заражения крови!
Эмиль Лажа это голимая, друг мой Орас!..
Рафаэль Насколько я знаю, никакой княгини де Кадиньян не существует. Есть князь — отец герцога де Монфриньоза, но тот — вдовец. Возможно, автор пересказанной тобой сатиры имел в виду невестку князя, герцогиню Диану. А ещё я слышал о некой госпоже Карильяно — не на неё ли тут паронимический намёк?
Эмиль Ты лучше объясни, зачем, если не сдуру, пасквильничать о влиятельных особах, которые — пока ещё — ничего тебе плохого не сделали!
Глава СХII. О дроблении
Первым делом, вернувшись налегке в столицу, Эжен отправился с отчётом к Максу.
Дверь была заперта, в ответ на стук приблизился с той стороны горький женский плач:
— Кто там? — прорыдала Нази.
— Я, Эжен.
— Прости, я не могу тебе открыть: у меня связаны руки.
— Отойди.
— Не надо!
— ОТОЙДИ! — Нази услышала его голос так ясно, будто кричащий был уже в комнате, а Эжен понимал, с одной стороны, как дорога дверь, а с другой, — что всё равно сейчас что-нибудь разнесёт, так уж лучше… Ударил ногой — как чугунным тараном; от врезанного замка остались лишь воспоминания.
Нази сидела на полу, держа руки за спиной, её одежда — чёрный максов халат — наполовину промокла от слёз, стекавших на него, казалось, третий час.
— Что случилось? — прохрипел Эжен, не пытаясь снять верёвку из страха оторвать вместе с ней живые кости.