Происхождение скотоводства (культурно-историческая проблема)
Шрифт:
Остается заключить, что древнейшие домашние лошади использовались главным образом на мясо, о чем говорят массовые находки их костей на поселениях среднестоговской и ямной культур [351, с. 277, 278], а также обугленные кости лошадей с памятников раннего бронзового века Закавказья [121, с. 170]. К концу II тысячелетия до н. э. в южнорусских степях было известно также и доение кобылиц. Что же касается псалий и других атрибутов конской узды, находки которых обычны в евразийских степях начиная с середины II тысячелетия до н. э., то они указывают прежде всего на запряжку лошадей в колесницы, езда в которых для этой эпохи здесь хорошо документирована [359, с. 135–148]. Таким образом, верховая езда в евразийских степях распространилась вряд ли ранее конца II тысячелетия до н. э. У северных границ Китая первые всадники появились лишь во второй четверти I тысячелетия до н. э. [180, с. 179–184; ср. 733, с. 60].
Не менее загадочна ранняя история домашнего верблюда. Идея о двух центрах его доместикации (дромедара — в Аравии и бактриана — в Средней Азии или Северном Иране) была высказана уже давно. Однако кто и когда одомашнил верблюда, до сих пор неясно. Предполагается, что это произошло в III тысячелетии до н. э. или чуть раньше [134, с. 189, 190; 459; 376, с. 146, 147]. Распространение дромедара и бактриана из первичных очагов доместикации началось уже в III тысячелетии до н. э. [459, с. 57 и сл.; 904, с. 297]. Возможно, к концу III (началу II) тысячелетия до н. э. относится и заимствование бактриана носителями ямной культуры Предкавказья [369, с. 65]. Транспортное использование дромедара некоторые исследователи не без оснований связывают с развитием торговли благовониями, возникшей в Сирии и Аравии к концу III тысячелетия до н. э. Все же вряд ли эта функция имела большое значение до конца II тысячелетия до н. э., когда появилось древнейшее седло для езды на верблюде [459, с. 66–76]. Именно к этому времени относится первое сообщение об аравийских кочевниках, которые верхом на верблюдах вторглись в Палестину [459, с. 77]. Древнейшие свидетельства запряжки бактриана в повозку происходят из Южной Туркмении рубежа III–II тысячелетий до н. э. [218, с. 42]. Повозка, запряженная верблюдом, была известна ведическим ариям, племенам Южной Сибири кара-сукского времени, а также населению Средней Азии I тысячелетия до н. э. [459, с. 183–185]. Не лишено оснований предположение и о том, что верблюда впрягали в повозку тазабагьябцы Южного Приаралья [134, с. 189].
Судя по этнографическим материалам, древнейшей формой выпаса скота был вольный выпас, наиболее яркие примеры которого отмечаются у мотыжных земледельцев Юго-Восточной Азии и Океании. В этих условиях скота держат мало, а уход за ним сводится к минимуму и заключается в основном в более или менее регулярной дополнительной искусственной подкормке. Как явствует из письменных источников, эта форма скотоводства не представляет собой какого-то узколокального явления. Так, на Руси вплоть до XIV–XVI вв. скот находился на вольном выпасе [366, с. 72]. Две черты, свойственные такой системе, имели существенное значение для дальнейшей эволюции скотоводства. Во-первых, скот, обитавший в естественных кормовых условиях и, кроме того, свободно скрещивавшийся с местными дикими животными, был менее подвержен действию искусственного отбора, чем скот, находившийся под постоянным контролем человека. Во-вторых, практика вольного выпаса создавала постоянную угрозу полям, которые во избежание потравы, как правило, огораживались — факт, хорошо известный этнографам. На Руси огораживание полей встречалось вплоть до XVI в.
Оба отмеченных фактора действовали в первобытной Европе. Мельчание крупного рогатого скота в Европе началось лишь в период бронзового века. До этого он еще сильно напоминал своих диких предков — естественное следствие практики вольного выпаса. По заключению В. И. Цалкина, распространенный в неолите и энеолите крупный турообразный скот продолжал встречаться в Восточной Европе до рубежа III–II тысячелетий до н. э., тогда как в позднем бронзовом веке и позже крупный рогатый скот здесь обрел четкие отличия от дикого [351, с. 109, 123]. Г. Эпштейн отметил несомненное мельчание крупного рогатого скота в Европе в раннем железном веке [563, I, с. 303, 304]. Кое-где, как, например, в области распространения культуры воронковидных кубков, этот процесс начался значительно раньше [658, с. 5]. В Голландии размеры крупного рогатого скота прогрессивно уменьшались с энеолита до римского времени. Отчасти это могло быть связано с отсутствием гибридизации с туром, который здесь не водился. Однако можно предполагать и усиление контроля за скотом, так как свиньи здесь тоже мельчали с эпохи энеолита, несмотря на наличие диких кабанов [496, с. 204, 205]. Что же касается ограждений древних полей, то они известны в Англии и Ирландии с II, а возможно, и с III тысячелетий до н. э. [583, с. 167, 168].
Мельчание скота было следствием нарушения естественного режима питания [718, с. 94–99] и искусственного отбора более мелких, и следовательно, более безопасных для людей особей [649, с. 66]. Оно происходило в условиях усиления контроля за животными со стороны человека. Причины этого заслуживают специального анализа. Дело в том, что для животных, приученных выполнять тяжелую физическую работу, а также для молочного скота и специализированных пород (например, шерстистых овец) скрещивание с дикими особями вредно, так как ведет к утрате выработанных навыков [589, с. 145, 146]. Кроме того, забота о повышении молочности коров требует улучшения качества кормов и содержания животных в загонах и хлевах по крайней мере в холодное время [199, с. 163, 164; 563, I, с. 303, 304]. Наконец, развитие интенсивного земледелия и формирование системы постоянных полей также требовало усиленного контроля за тем, чтобы животные не уничтожали посевы. Это было тем более необходимо, что размеры стад в новых условиях должны были увеличиться. О последнем ярко свидетельствуют этнографические данные. Т. Моно, исследуя скотоводческие системы Африки, показал, что при молочном хозяйстве в стадах отмечается большой удельный вес коров (до 50 %), в связи с чем такие стада растут необычайно быстро (удваиваются за четыре года) [805, с. 116–119].
Древнейшие данные о новых методах скотоводства происходят из стран древнего Востока. Уже на рубеже IV–III тысячелетий до н. э. в Шумере овцы содержались в загонах, где их кормили зерном, а для ягнят имелись специальные каменные стойла [448, с. 22]. В Египте и в Иране стойла для крупного рогатого скота имелись в конце III–II тысячелетии до н. э. В Месопотамии вместо них часто использовались открытые загоны. Кормление скота ветвями и хлебными злаками изображалось здесь с конца IV тысячелетия до н. э., а в Египте, Иране и Индии — с III тысячелетия до н. э. Все же основной корм скот получал, видимо, на пастбищах, где он находился под присмотром пастуха. Особое значение придавалось контролю над воспроизводством стада, о чем свидетельствуют изображения телят и случки скота, а также появление комолых и пегих животных [451, с. 69–80]. Следствием такой практики стало в Передней Азии появление уже в III тысячелетии до н. э. нескольких различных пород крупного рогатого скота и овец.
Развитие скотоводства в первобытной Европе определялось, с одной стороны, совершенствованием систем земледелия, а с другой — изменением в некоторых местах экологической картины в результате человеческой деятельности. В зоне лиственных лесов Европы в неолите скот питался преимущественно ветвями, листвой, желудями и т. д. На зиму приходилось заготовлять ему этот корм искусственно, однако возможности таких заготовок были очень ограниченны, питания хватало лишь немногим животным. По этнографическим и археологическим данным [148, с. 131, 132; 284, с. 3], а также с помощью палеомоделирования [33; 178, с. 140–142; 579, с. 184] ученые пришли к выводу о том, что в этих условиях хозяйство могло быть только комплексным земледельческо-скотоводческим.
С расширением площади пастбищ в связи с интенсивной вырубкой лесов, а позже и с распространением, плужного земледелия, позволявшего прокормить гораздо большее, чем раньше, количество скота, в лесной и лесостепной зоне Европы создались предпосылки для роста стад домашних животных [148, с. 123–127]. Стимулом к реализации этих предпосылок послужило появление молочного хозяйства и распространение в Европе шерстистых овец. Вот почему только в эпоху бронзы в ряде районов Европы возникло стойловое содержание скота. По справедливому замечанию Дж. Г. Д. Кларка, «введение тяглового плуга и создание постоянных полей, а следовательно, и необходимость в крове для упряжных быков и сохранении удобррения, а также ухудшение климата в субатлантическую фазу привело к тому, что зимой крупный рогатый скот стали повсеместно держать в стойлах» [148, с. 133]. Правда, как теперь установлено, такая ситуация возникла в разных районах Европы неодновременно. По вопросу о времени появления древнейших стойл существует несколько мнений. Некоторые специалисты датируют их концом неолита [274, с. 567; 231, с. 275], другие — началом раннего железного века [148, с. 133]. Детальный анализ этого вопроса Г. Уотерболком показал, что на территории Голландии бесспорные находки стойл известны с периода раннего бронзового века (третья четверть II [середина II] тысячелетия до н. э.) [1004, с. 383–394]. В других районах стойла могли появиться и много позже. Так, на Руси они изредка встречались только с VIII в. Даже в XV в. конюшни и хлевы имелись здесь только в хозяйствах князей, бояр и монастырей [366, с. 73].
В более раннее время контроль за стадом осуществлялся либо путем отгораживания полей от пастбищ, либо удержанием животных в границах поселков — одна из причин обнесения поселков изгородями и рвами, либо с помощью специальных пастухов. В Южной Англии и Ирландии постоянные поля отделялись каменными стенами, канавами или просто грудами камней в бронзовом веке [999, с. 283; 583, с. 166–173; 438, с. 195]; в Юго-Восточной Европе в эпоху энеолита поселки культур кукутени-триполье и лендел окружались рвами, что также могло быть связано с усилением контроля за скотом [976, с. 174, 194]. На Руси переход к системе открытых полей в XVI в. повлек за собой постепенное огораживание поскотины и возникновение системы выпаса стад пастухами [366, с. 73].
Интересные закономерности интенсификации скотоводства в связи с развитием земледелия выявляются по этнографическим данным. Так, наиболее крупные стада и наиболее сложные скотоводческие приемы известны на Новой Гвинее именно в горных районах, где земледелие достигло наивысшего расцвета. На фоне всеобъемлющей системы вольного выпаса особое впечатление производят характерные для некоторых горных народов такие скотоводческие приемы, как защита огородов с помощью заборов или канав, содержание свиней в специальных свинарниках, выпас стад пастухами [1005, с. 66, 67] и т. д. Еще более строгого контроля в условиях интенсивного земледелия требуют стада крупного рогатого скота, передача которого папуасам за отсутствием у них необходимых навыков привела поначалу к серьезным трудностям, так как коровы ломали примитивные заборы и уничтожали посевы [675, с. 140].