Происхождение всех вещей
Шрифт:
Но чего еще она ждала? Почему бы ей не чувствовать восторг, избыток чувств, возбуждение? Ведь Альму никогда прежде не касался мужчина. Точнее, это было лишь дважды — первый раз весной 1818 года, когда Джордж Хоукс взял руку Альмы в свои ладони и назвал ее блестящим микроскопистом, а второй — в 1848-м: снова Джордж, расстроенный из-за Ретты. Но в тех случаях рука мужчины почти случайно касалась тела Альмы. Никогда еще к ней не прикасались с чувством, которое хотя бы с натягом можно было назвать интимным. В течение десятилетий Альма бесчисленное количество раз сидела на этом самом табурете с раздвинутыми ногами и задранной выше пояса юбкой, с запертой, как сейчас, дверью, вместо объятий прислонившись
Но что ей делать с этой любовной дрожью?
— Слушай мой вопрос, — проговорил Амброуз, слегка сжав руки Альмы. — А потом задай мне свой. Больше говорить не надо. Услышав друг друга, мы все поймем.
Амброуз мягко сжал ее ладони своими. При этом по телу Альмы разлилось тепло.
Как ей продлить это?
Она подумала, не притвориться ли ей, что она читает мысли Амброуза, только бы продлить это, незнакомое ей прежде состояние. Задумалась, возможно ли будет повторить подобное в будущем. Но что, если их тут обнаружат? Что, если Ханнеке застанет их наедине в переплетной? Что скажут люди? Что подумают об Амброузе, в чьих намерениях и сейчас, как и всегда, нет ничего грязного? Его выгонят. Ее имя будет опорочено. Она снова останется одна.
Нет, Альма каким-то шестым чувством понимала, что после сегодняшней ночи они, скорее всего, никогда вновь не сделают ничего подобного. Так значит, то будет единственный момент в ее жизни, когда руки мужчины сожмут ее ладони.
Она закрыла глаза и чуть отклонилась назад, опершись всем телом о стену. Амброуз по-прежнему держал ее за руки. Ее колени чуть коснулись его колен. Прошло немало времени. Она упивалась сладостью его прикосновений. Ей хотелось запомнить это мгновение навсегда. Прошло еще какое-то время. Десять минут? Или полчаса?
Приятное ощущение, охватившее Альму, теперь сосредоточилось между ног. А чего еще она ждала? Ее тело было настроено в этой комнате на определенную волну, а теперь появился новый стимул. Некоторое время Альма сопротивлялась своим новым ощущениям. Она была рада, что ее лица не видно в темноте, так как проникни в переплетную хоть лучик света, и Амброуз увидел бы, какое оно напряженное и раскрасневшееся. Хотя Альма сама стала причиной этой ситуации, она не могла поверить в то, что происходит: напротив нее, прямо здесь, в темной переплетной, в самом сокровенном тайнике ее мира, находился мужчина.
Альма пыталась дышать ровно и тихо. Она изо всех сил противилась возникшим ощущениям, однако сопротивление лишь усилило чувство наслаждения, нараставшее между ног. В голландском языке есть слово Uitwaaien, означавшее «идти против ветра ради удовольствия». Вот на что это было похоже. Совсем не двигаясь, Альма всей силой противилась нараставшему ветру, но тот лишь давил на нее с равной мощью, и ей становилось все приятнее.
Альма не знала, сколько прошло времени. Еще десять минут? Или еще полчаса? Амброуз сидел неподвижно. Альма тоже не двигалась. Руки его ни разу не шевельнулись, но Альма чувствовала, как он проникает внутрь нее.
«Воображение нежно, — писал Якоб Бёме, — и похоже на воду. Но страсть груба и суха, как голод».
Альма чувствовала и то и другое. Ощущала и воду, и голод. И воображение, и страсть. Потом, с ужасом и немалой долей безумной радости, поняла, что сейчас закружится в
Страшный стыд.
Что она наделала? Что Амброуз почувствовал? Что слышал? Боже правый, какие запахи уловил? Но не успела Альма отреагировать или отстраниться, как почувствовала что-то еще, доселе неизведанное. Хотя Амброуз по-прежнему не шевелился, ей вдруг показалось, будто он коснулся ее подошв и настойчиво их поглаживает. Вскоре Альма поняла, что это поглаживание, которое она ощутила, не что иное, как вопрос, фраза, которая рождалась прямо из-под пола. Она почувствовала, как вопрос проникает сквозь подошвы стоп и поднимается вверх по косточкам ног. Затем он проскользнул в ее матку, проплыв по влажной дорожке между ног. Внутри нее словно плыл звучащий голос; это были почти слова, произнесенные вслух. Амброуз задавал ей вопрос, но этот вопрос звучал внутри нее самой. Теперь она его слышала. Это был вопрос, отчетливо облеченный в слова:
Примешь ли ты это от меня?
Ответ наполнил ее безмолвной пульсацией: ДА.
А потом она почувствовала кое-что еще. Вопрос, помещенный Амброузом внутрь ее тела, складывался во что-то другое. Он превращался в ее собственный вопрос. Она не знала, что хотела спросить о чем-то Амброуза, но теперь вопрос вдруг возник, и он был очень важным. Она позволила ему подняться вверх по телу и выйти через руки. А затем опустила вопрос в его ждущие ладони:
Ты этого от меня хочешь?
Она услышала, как Амброуз сделал резкий вдох. Потом он сжал свои ладони так крепко, что ей почти стало больно. И разорвал тишину одним вслух произнесенным словом:
— Да.
Глава шестнадцатая
Всего через месяц они поженились.
В последующие годы Альма вновь и вновь недоумевала, как же это случилось — этот почти непостижимый переход к замужеству, — но после ночи в переплетной брак казался ей неизбежностью. Что касается того, что на самом деле произошло в этой крошечной комнате, то все это (от целомудренного оргазма Альмы до молчаливой передачи мыслей) представлялось чудом или по меньшей мере феноменом. Альма не могла найти логического объяснения тому, что произошло между ней и Амброузом. Люди не могут слышать мыслей друг друга. Альма знала, что это так. Люди не могут передавать подобные токи, подобную страсть и откровенный эротический выброс одним лишь прикосновением ладоней. Но все же это произошло. Сомнений быть не могло, это произошло.
Когда в ту ночь они вышли из переплетной, Амброуз повернулся к Альме с раскрасневшимся, восторженным лицом и произнес:
— Хочу всю оставшуюся жизнь спать с тобой рядом каждую ночь и слушать твои мысли вечно.
Вот что он сказал! И не телепатически, а вслух. Переполненная чувствами, она не нашлась что ответить. И, изумленная, лишь кивнула в знак согласия. Потом они разошлись по своим спальням через коридор друг от друга, хотя, разумеется, в ту ночь она уже не заснула. Какой уж тут сон?