Происки любви
Шрифт:
Утром следующего дня они сидели за завтраком на маленькой Саниной кухне.
Вика не отрывала от него сияющих глаз. Она уже давно опаздывала в университет, но не было сил разрушить резким вставанием ту удивительную блаженную истому, в которой она пребывала со вчерашнего вечера, с того самого момента, когда всё вдруг столь неожиданно завертелось и понеслось куда-то… На мороз пошло, по Саниному выражению, почему-то насмешившему ее до невозможности.
Саня подлил молока в кофе, искоса поглядывая на рыжекудрую, сидящую визави девушку. Он и сам не мог поверить,
Впрочем, Вика ничего этого не замечала. Она вообще находилась далеко отсюда, в счастливом, лениво обтекающем её покое, откуда можно было молчаливо любоваться Саней, его замечательным мужским лицом, его порывистыми мужскими движениями, звуками его чуть хрипловатого мужского голоса, сурово произносящего какие-то обращенные к ней слова.
Вика заставила себя прислушаться, осознать смысл этих грубоватых мужских фраз.
– Короче, сделаем так, – говорил Саня, – сейчас допьем кофе и по делам. То есть ты в университет, а я должен в редакцию заскочить. У меня там срочный материал, в следующий номер идет, я тебе вчера говорил, помнишь?
Вика радостно закивала, хотя на самом деле помнила она совсем другое… его руки, его губы – вот что она помнила.
– А часов в пять можем встретиться у Ломоносова, – продолжал Саня. – Я предлагаю следующее…
Неожиданно он осёкся, нахмурился, оглянулся, на лице его появилось озабоченное выражение.
Вика повернула голову вслед за ним. Теперь услышала и она – в дверном замке поворачивался ключ. Входная дверь открывалась.
– Ёшкин кот! Предки вернулись! – обреченно прошептал Саня. – Должны были только к вечеру нарисоваться…
Дверь хлопнула, раздались голоса, шаги. На кухне возникли родители – маленькая розовощёкая мама и лысоватый, такого же небольшого росточка папа.
– Привет! А у нас гостья, – слегка зафальшивил Саня. – Вот познакомьтесь, это Вика. Это мои родители. Завтракать будете?
– Кофейку, пожалуй, попьем, – вышел из неловкого положения папа.
Все несколько церемонно расселись вокруг раскладного кухонного столика.
– Вы что же, вместе учитесь? – любезно спросила мама у Вики.
– Практически, – ответил Саня прежде, чем Вика успела открыть рот. – Мы на параллельных курсах, но очень много общих предметов. Так что очень удобно вместе к экзаменам готовиться, проверять друг друга.
– Конечно, – с энтузиазмом одобрила мама, – вдвоём всегда проще. Мы тоже всегда так делали…
Саня исхитрился нажать Вике на ногу. Девушка приняла сигнал, вскинула рыжие ресницы.
– Мне к сожалению пора, я на лекцию опаздываю, – произнесла она своим мелодичным голосом. – Очень приятно было познакомиться.
– И нам тоже, – заулыбалась мама, – приходите, Викочка, будем всегда рады…
Мама не договорила, голова её запрокинулась высоко наверх.
Вика встала.
Тело её, ещё не отошедшее от этой невероятной ночи, увенчанное рыжей короной пышных волос, неожиданно распрямилось и колонно вознеслось над кухонным столом, на какое-то мгновение полностью перекрыв падающий из окна свет.
– Спасибо за приглашение! – раздался сверху звучный Викин голос. – До свидания!
И, аккуратно нагнувшись, чтобы не задеть висящую на уровне ее лица люстру, Вика на удивление легко для её роста скользнула мимо онемевших родителей и исчезла в дверном проеме.
Саня бросился её провожать, задевая за кухонные табуретки в обрушившейся тишине.
Вернувшись, он обнаружил маму с папой всё в той же, напоминающей немую гоголевскую сцену позиции. Оба сидели с отвисшими челюстями, вперив изумленные взгляды в тёмную пустоту дверного проема, словно ожидая, что там сейчас вновь материализуется так внезапно поразившее их видение.
Глава третья
Обсуждение
В просмотровом директорском зале зажёгся свет. Всего несколько человек комфортно расположилось в новеньких, покрытых бордовым плюшем креслах. Один ряд, подальше от экрана, занимали студийные – сам директор, Гордин, постоянный гординский оператор Игорь Стрельцов, соавтор по сценарию Юра Федорин, а также исполнительный продюсер, то бишь, по-старому, директор картины, маленький кругленький Марк Рыскин.
Впереди, через ряд от них, сидел инвестор – Сергей Иванович Аптекарев, крупный мужчина лет сорока. По левую руку от него развалился здоровый детина по имени Гурам, представленный инвестором в качестве его имиджмейкера, хотя, с точки зрения Гордина, он куда больше смахивал на телохранителя. По правую – восседала Ирина, высокая крашеная блондинка несколько вульгарного вида, заявленная Аптекаревым как консультант по культуре.
– Ну, что скажете, Сергей Иванович? – начал Речевский. – Какие соображения?
Инвестор осклабился.
– Вообще-то занятно, – хохотнул он. – Где это вы такую дылду нашли?..
Поскольку вопрос не был адресован к нему лично, Гордин не счёл нужным отвечать.
Возникла небольшая пауза.
Речевский выразительно посмотрел на Рыскина, и тот тут же, как будто только и ждал этого взгляда, радостно подался вперёд всем телом.
– Она на самом деле баскетболистка, – энергично начал излагать Марк, – из нашей олимпийской команды, очень способная девушка, на лету всё хватала. Виктор Борисович с ней в принципе недолго работал, если, скажем, сравнить…
– Да, здоровая тёлка, – прервал его словоизлияния инвестор. – Но чего-то в конце, по-моему, вы малость переборщили. Чего это они так на неё вылупились?
Виктор, задетый тоном Аптекарева, снова промолчал, делая вид, что вопрос к нему не относится. На этот раз выкручиваться пришлось самому Речевскому.
– Ну, это же материал, Сергей Иванович, – благодушно забасил он. – Всё подсократится, подмонтируется, будет нормально, поверьте. Ну, а в принципе вы что скажете?
– В принципе? – озаботился инвестор. – В принципе ничего, неплохо. Ты как считаешь, Ира?