Произведение в алом
Шрифт:
Над новой лавкой красовалась аккуратная дощечка, на которой каллиграфически выписанными буквами значилось:
Зеваки часами простаивали перед витриной, пожирая глазами выставленную роскошь.
В былые времена, когда дикие утки, кичась своими восхитительными, отливающими изумрудом шейными платками, дарованными им природой, стаями пролетали мимо, в городе на несколько дней воцарялся траур. Теперь же, теперь все пошло по-другому! Отныне каждый, кто хоть сколько-нибудь следил за своей внешностью или стремился придать ей подобающую рангу солидность,
Фирма Амадея Кнёдльзедера была у всех на устах, а сам основатель элегантного заведения превратился в своего рода эталон законопослушного обывателя, - казалось, не существовало таких гражданских добродетелей, которых бы он в себе не воплощал: бережлив, прилежен, работает не покладая рук, денег на ветер не пускает, воздержан (пьет только лимонад).
День-деньской стоял за прилавком, позволяя себе отвлечься лишь в исключительных случаях, когда солидный придирчивый клиент требовал особого подхода, таких он уводил в специально оборудованную заднюю комнату, где и уединялся с ними на весьма продолжительное время, да и как иначе - сложные бухгалтерские калькуляции! Тут в пять минут не уложишься, а ведь результаты надо еще аккуратно вписать в толстенный гроссбух! Из-за плотно закрытых дверей - как-никак коммерческая тайна!
– не доносилось ни слова, слышно было лишь, как ягнятник часто и громко рыгал - верный признак напряженной интеллектуальной деятельности у бизнесменов его масштаба.
Ну а то, что привередливые клиенты после приватного собеседования с главой фирмы никогда не покидали лавку через переднюю дверь, никого не смущало - в доме имелось сколько угодно задних ходов!
После трудов праведных любил Амадей Кнёдльзедер посидеть в одиночестве на крутом утесе, помечтать о чем-то своем, наигрывая на свирели печальные мелодии. Но вот на узкой горной тропинке появлялась его дама сердца - кроткая лань в роговых очках и с шотландским пледом, не первой молодости, но сумевшая сохранить в житейских бурях девственную чистоту, - и когда она приближалась, с добродетельным видом семеня по краю пропасти, он строго и почтительно приветствовал ее глубоким поклоном. И она отвечала ему, благовоспитанно склоняя свою точеную головку. О целомудренной парочке уже поговаривали, и все посвященные в их нежные отношения не могли удержаться от возгласов восхищения, воочию любуясь плодами благотворного влияния строгой, но справедливой воспитательной системы исправительных заведений, когда даже ягнятник - индивидуум, отягченный по вине матери-природы столь тяжелой наследственностью, и тот оставил греховную стезю и обратился к жизни праведной.
Вот только какое-то тягостное подспудное чувство не покидало обитателей городка, мешая им в полной мере насладиться радостью по поводу возвращения на путь истинный своего ближнего; возможно, в этом, как считали многие, было повинно то странное и прискорбное обстоятельство, что численность населения без каких-либо видимых причин, но самым устрашающим образом с каждой неделей упорно сокращалось. Не проходило и дня, чтобы в том или другом семействе, хватившись кого-нибудь из родни, не объявляли оного «без вести пропавшим». Каких только причин не выдумывали, куда только не обращались, сидели и просто ждали - напрасно, ни один из пропавших так и не
Не обошла беда и ягнятника: в один прекрасный день исчезла его дама сердца - лань в роговых очках! На горной тропинке обнаружили ее флакончик с нюхательной солью; видимо, старая дева вследствие внезапного головокружения стала жертвой несчастного случая.
Горе Амадея Кнёдльзедера не знало границ.
Вновь и вновь бросался он, распростерши крылья, в бездну, пытаясь отыскать тело возлюбленной. В промежутках безутешный жених сидел на краю пропасти и утробно рыгал, тоскливо глядя вниз и обреченно ковыряя зубочисткой в клюве.
Свою галстучную фирму он совсем забросил...
Но однажды ночью открылось ужасное! Владелец дома, в котором квартировал ягнятник, - старый ворчливый сурок - ввалился в полицию и потребовал немедленно взломать лавку и учинить официальный обыск с последующей конфискацией всех находящихся там товаров, так как он, несчастный бессребреник, не намерен более ожидать, когда его квартирант соблаговолит наконец заплатить причитающуюся с него арендную плату.
– Гм. Странно. Герр Кнёдльзедер вам задолжал?
– Чиновник никак не мог в это поверить. И зачем полиции ломать замки, если герр Кнёдльзедер может и сам открыть дверь? Невероятно, чтобы столь почтенный господин не ночевал дома, просто надо его разбудить.
– Это он-то - и дома?!
– Старик долго не мог прийти в себя от смеха.
– Да он раньше пяти утра не заявляется, и притом пьяный в стельку!
– Что?! В стельку?!
– Чиновник посуровел и отдал необходимые распоряжения.
Начинало светать, а полицейские всё еще в поте лица возились с массивным навесным замком, закрывавшим вход в заднее помещение лавки.
Возбужденная толпа на рыночной площади прибывала с каждой минутой.
– Неплатежеспособен! Банкрот! Фальшивые векселя!
– неслось с разных концов.
– Нате вам - неплатежеспособен! Фи! А когда бедний честний человек пгедупгеждал вас, ви его слюшали?.. Таки нет! И вот, извольте, подняли хай - банкот, банкот!..
– злорадствовал, отчаянно жестикулируя, дряхлый пражский хомяк, который был тут как тут; сегодня впервые после своей роковой встречи с Кнёдльзедером он появился на людях.
Всеобщее беспокойство нарастало с каждой минутой.
Даже элегантные дамочки, возвращавшиеся с каких-то званых обедов и маскарадов, останавливались и, кутаясь в драгоценные меха, с любопытством тянули свои тоненькие шейки.
Внезапно раздался треск, замок отлетел, дверь распахнулась настежь, и наружу пахнуло таким чудовищным зловонием, что все невольно подались назад.
Но настоящий кошмар открылся там, внутри! Куча обглоданных скелетов доставала едва не до потолка, кругом, куда ни посмотри, полупереваренные останки, изблеванные стервятником прямо на пол, повсюду бурые пятна запекшейся крови и кости, сплошные кости - на столах, на полках, на подоконниках, в выдвижных ящиках и даже в сейфах...
Ужас парализовал толпу: так вот, значит, где обрели свое последнее пристанище все те, кто ушел и не вернулся. Кнёдльзедер пожирал их, а проданный товар возвращал себе - поистине второй «ювелир Кардильяк» из рассказа «Мадемуазель де Скюдери»!
– Ну и чито ви на это скажете - банкот?
– ликовал хомяк.
Его окружили пораженные его проницательностью сограждане - это же надо, с первого взгляда раскусил так ловко маскировавшегося маньяка и, запершись со всем своим многочисленным семейством дома, спас от верной смерти себя и домочадцев.
– Но как, каким образом, господин коммерческий советник, -кричали все наперебой, - вам удалось сорвать с этого монстра маску? Что навело вас на подозрения, ведь всё, буквально все свидетельствовало за то, что он исправился, он просто должен был исправиться и...