Проклят тобою
Шрифт:
Больше он в тот день не проронил ни слова до самого дома.
Дом, к слову, оказался через три холма от той деревеньки, где мы выгодно поторговали тогда. Мрачный, будто насупленный. Полутораэтажный. Внутри — почти нищенский. Хорошо, хоть кровать была. Большая и с довольно-таки мягкой периной. Увидев ложе, я и ляпнула про супружеский долг, получив в ответ отповедь.
Сегодня Ландар сосредоточен и просит не мешать ему.
— Лучше сходи, посмотри, как там Философ. Скоро в дорогу.
— Мы
— Ты едешь, — резко и бескомпромиссно говорит он. — Завтра в Клинтоне ярмарка. Распродашь посуду.
Он встаёт, снимает кожаный фартук и повязку, которая удерживает волосы.
— Смотри, всё продай. — Он бросает мне вещи. — И это приведи в порядок.
— А вы? — я никак не могу начать общаться к нему на «ты».
— А мне нужно отлучится по делам… На пару дней.
Он подходит, порывисто прижимает меня к груди, целует в макушку и выскакивает за дверь, оставляя меня хватать ртом воздух и думать: что это сейчас было?
Но когда я, буквально через минуту, выскакиваю следом — мне достаётся лишь взмах чёрного плаща и топот копыт. Ландар не счёл нужным поставить жену в известность о том, куда направляется.
Зато ЦУ надавал! Умник!
Правда, заметив, что я не капризничаю по поводу бытовых условий, молча борюсь с огромным очагом в полуподвальной кухне, как изобретаю приличный ужин едва ли не из ничего, стал относиться ко мне уважительно, по-своему заботиться, Например, сейчас, выйдя проводить мужа, я обнаруживаю возле дома запряжённого в повозку Философа. Посуда бережно загружена и переложена соломой.
Иногда он спрашивал, что и каким образом устроено в моём мире. А потом пытался воспроизвести это в нашем доме. Особенно его беспокоили мои гигиенические процедуры. Я постаралась уверить, что вполне могу поливать на себя из ковшика, стоя в тазу. Но Ландар и слушать не хотел: он загорелся идей душа. И действительно к вечеру один из углов на кухне превратился во вполне себе сносный душ. К счастью, «дьявольские головешки» — отличный нагревательный прибор. И безопасный, к тому же. Необходимую интенсивность можно выставить, отдав специальную голосовую команду.
… А сейчас я стою и смотрю, как Ландар и его конь исчезают в полуденной дымке. Поглаживаю и треплю за ухо Философа. Его, также как и меня, пугает Дьявол, то существо, на котором сейчас ускакал Ландар. Назвать это чудовище лошадью у меня язык не поворачивается.
Конюшня — единственное помещение, что располагается вне дома. И когда я увидела её впервые, там кто-то бесновался, а из всех щелей строения валил дым. Я схватила ведро и кинулась
Но Ландар сориентировался быстрее.
Он перехватил меня, отнял ведро с водой и сказал очень строго:
— Никогда не ходи туда одна, поняла?
Я кивнула, но тут же выпалила:
— А что там?
— Ни что там, а кто. Дьявол. Конь-вестник. Идём, покажу.
Он распахнул дверь в конюшню, и на меня пахнуло запахом гари. Жара стояла, как в сауне.
Из-за жаркого марева я не сразу заметила животное. Хотя такое создание трудно было не заметить. Угольно-чёрный с огненной (и это не фигура речи!) гривой, выпускающий пар из ноздрей великолепный скакун бил копытом.
Об огнегривых конях я читала разве что в сказках. Никогда не думала, что увижу такого воочию. Впрочем, я никогда не думала, что окажусь в другом мире. И да, можно не предупреждать — к этой твари я по доброй воле и в здравом уме ни за что не приближусь.
Так Ландару и сказала тогда.
Мои — куры и ослик, ваш — этот конь.
Ландар не возражал.
… Итак, я должна отправиться в город, с ласкающим слух названием Клинтон (главное, не начинать хихикать, когда буду спрашивать дорогу, а то уж больно созвучно с фамилией американского президента) и распродать всю керамику.
Кстати, Ландар послал меня на ярмарку и, по сути, дал мне в руки деньги, не сказав, как именно я могу их тратить. Отсюда я делаю логичный вывод, что тратить могу, как угодно. Что не может не радовать: даже в Иномирье — шопинг лучшее средство от депрессии.
Обнимаю Философа за голову и шепчу ему в ухо:
— Друг! Нас ждут великие дела! Ты тут не скучай, я мигом. Бедному переодеться — только подпоясаться.
Я возвращаюсь в комнату и немею: у стола сидит девушка, очень худенькая, примерно моих лет и уплетает недоеденную Ландаром кашу.
Странная грабительница!
Хватаю швабру, крадусь, чтобы огреть, как следует…
Девушка оборачивается, роняет кружку с молоком, обливая подол своего и без того бедного и неопрятного платья, и, глядя на меня в упор (глаза у неё — ангельски-голубые), произносит:
— Ой! А вы кто? И как здесь оказались?
Делаю угрожающее круговое движение шваброй, выставляя её грязной тряпкой вперёд и заявляю:
— Все эти вопросы я как раз собиралась адресовать вам, милочка.
Она фыркает и надменно задирает нос:
— Я вам никакая не милочка, а настоящая принцесса.
Даже шалею от такой наглости.
— Принцесса бомжей, что ли? — ехидничаю ей в лицо. — Типа, как Маркиза Ангелов.
— Не знаю о чём вы, но я — наследная принцесса Элиолл Сто Тринадцатая. — Она с достоинством отряхивает лохмотья, которые являет собой её платье. — И сюда я приехала к своему жениху, королю Ландару.
Особа голубых кровей умыкает со стола булочку и прячет в кармане сильно линялого и затасканного передника.