Проклятая Мангазея
Шрифт:
Его прозрачный намёк прямо взбесил Тимошку. Тут же подумал, что от жадности поп явно не помрёт.
Но подошла масленица, за ней Пасха, и Тимошка стал мечтать о поцелуе. Если получится, то остальное дело времени. И тогда... Даже думать было страшно, что будет тогда!
Глава 4
Весь город Мангазея пребывал в состоянии разнузданного веселья и пьянства. Пасха всем давала повод облобызать интерес своего сердца. И Тимошка с нетерпением выискивал возможность поцеловать Гапку.
И тут он услышал, как матушка передала Агафье завёрнутые в чистый плат несколько куличей для приятельницы. Та жила на посаде и в сопровожатые послала сына Петьку. Агапка же, встретившись с Тимошкой глазами, призывно ухмыльнулась.
Тимошка тут же помчался за несколько домов в посад, где жила приятельница, и упросил знакомых парней отвлечь Петьку, даже затеять лёгкую потасовку. Тем более поповского сынка недолюбливали. Слишком был заносчив и дерзок.
Парни за пятак легко согласились слегка подраться, и трое их поджидали пару поповичей. Тут же пристали к Агафье и Петька стал задиристо выступать в защиту. Его свалили в снег, а девку испугали намеренно, и та пустилась бежать к избе подруги. Тимошка её уже поджидал у забора из брёвен.
– Что это ты мчишься, как угорелая, Гапка? – спросил юноша, выступая перед нею.
– Посадские напали! Едва убежала. Петьку лупят!
– Прямо так и лупят?! Это, наверное, вроде забавы. Праздники! А ты куда?
– Матушка просила отнести тётке Дарье куличи и кусок паски, – блеснула она глазами.
Тимошка рассмеялся, сгрёб её в охапку, прошептав на ухо:
– Христос воскресе, Гапа! – и впился в её холодные губы. Она дёрнулась и тут же успокоилась, затихла, перестала дышать. Глаза закрылись. Потом отшатнулась и с выпученными глазами прошипела:
– Люди кругом! Дурак ты, Тимошка! Что дома скажут?
– Так ведь все целуются. А ты мне так и не ответила...
– Да ну тебя, поганец! – воскликнула она, но глаза выдавали её. Они сияли и с нетерпением требовали продолжения. Тимошка оглянулся и опять приник к губам коротким торопливым поцелуем. Оба тяжело дышали, переводя дыхание.
– Ну всё! – опять вскричала девушка. – Теперь мы пропали! Матушка меня убьёт.
– А батюшка? – быстро спросил Тимоха, боясь больше матушку попадьиху.
– С ним легче. Он хоть что-то может понять, а мамка...
Оба боязливо оглянулись, и Тимошка спросил пытливо глядя в глаза:
– Так батюшка ещё может и позволить нам?..
– Чего позволить? – притворно спросила Агафья, вроде не понимая.
– Как чего, Гапа! Свадьбы нашей! Или ты против?
Агафья помялась, и всё же ответила, потупив глаза:
– Нет, но... этого просто не может быть. Никто из моих не позволит... Ты же ничего не имеешь. А мне тятя уже жениха ищет. Может, уже и нашёл. Пока молчит.
– Значит, ещё не всё потеряно, Гапа. Будем надеяться!
Девушка скривила красивые губки в гримасу недовольства, молчала, словно раздумывая и что-то решая. Ничего решить она не могла лишь ответила робко:
– Ты прости, Тимошка, да мне пора к тётке Дашке. Могу припоздниться. Петька вот-вот может появиться.
Тимошка в это не верил, но благоразумие восторжествовало. Он вздохнул ещё раз, оглядел переулок и опять поцеловал губы девушки. На этот раз она не оттолкнула его, не сделала даже попытки. Стало ясно, что ей это очень нравится.
Она в молчании отстранилась и, повернувшись, побежала к избе тётки Дарьи. Тимошка проводил её глазами и юркнул в проход между избами. Там затаился и вскоре увидел спешащего Петьку. Усмехнулся своей проделке и поспешил к острогу. Там веселье продолжалось полным ходом. Пьяные мужики и парни гонялись за девками и молодками, атаковывали снежные крепости и бросались снегом. Снежки лепить ещё не получалось, мороз отступал слишком медленно.
Под впечатлением поцелуев, Тимошка не спешил идти домой. В посаде веселее, и он позволил себе истратить почти полтинник на пирожки со сбитнем и поучаствовал в игрищах со скоморохами и медведем. Без медведя никак нельзя. Толпы остяков с интересом наблюдали разгул праздника и сами участвовали. Ведь многие уже окрестились, хотя старых богов не забывали. Приносили им жертвы и всячески задабривали, прося помощи на охоте и промыслах всяких.
А вечером подул южак, и в воздухе стало влажно. Надвигалась оттепель. Пора встречать промышленных с добычей и государевых людишек с ясаком. Время будет горячее. Приказчики, целовальники уже начали принимать рухлядь, и в городе запахло большими деньгами. Из Тобольска потянулись по последнему санному пути купцы и государевы люди, готовые начать обирать трудовой люд с остяками и самоедами.
А Исай опять потребовал к себе Тимошку. Тот уже без охоты пошёл на встречу.
– Что такой хмурый? – о подозрением спросил Исай юношу. – Хвораешь или как?
– Да что-то нет охоты, Исайка. Народу шибко много стало и стрельцы повсюду рыщут. Ловят нашего брата. Как бы не попасть к ним в лапы. Нет охоты на дыбе корчиться. Пожить охота.
– Он как заговорил! Ты это брось, парень. Последний раз в сезоне пойдём. Потом всё лето и больше того припеваючи жить будешь.
– Оно-то так, да всё ж боязно. Да и дорога может подвести. Меняется часто.
– Ладно! Ты замолкни. Тут нет отказа, коль согласие давал. Дня через два будь готов по прежнему пути отправляться. Изменений пока не будет. Ночью приходи к дому хозяина, и там получим указания и оленей. Как смеркаться начнёт.
– Ночи-то стали короче, Исайка, – попробовал возразить Тимошка. – Никак не успеем при таком раскладе. Или днём поедем?
– Можно и днём. Кому мы нужны? Не горюй! Последний раз ведь!
На этот раз хозяин выделил трое нарт, и Тимошка подумал, что одному на нартах будет сподручней. Он даже вышел подальше от посада и в кустарнике пострелял из лука и понял, что можно надеяться, что цель за сорок шагов он поразит. Смотря по погоде. При сильном ветре труднее.
Выехали не все сразу, а по очереди. Договорились встретиться у ручья или чуть раньше. Тимошку поставили в середине. Видно Исайка пожаловался хозяину, и тот так распорядился. Имени Тимошка его так и не услышал. Исай никак не хотел назвать его. А Тимошке так любопытно было.