Проклятье живой воды
Шрифт:
Мутный бессмысленный взор знакомых глаз завораживал и пугал сильнее самого жуткого уродства. Будь на их месте пустые бельма или какие-нибудь наросты, граф не так бы испугался. Оставаться на месте его заставила одна трезвая мысль — как-никак, он мужчина и не имеет права носиться по дому, ломая руки, как барышня в истерике.
А потом глазные яблоки внезапно пришли в движение, и зрачки уставились на него.
Взор прояснился. Их взгляды встретились. И сэру Генри показалось, что он сходит с ума, когда утробное ворчание, клокотавшее где-то в недрах существа, сменило тональность.
— Роза…Дочка…
— Она вас не слышит, — сзади подошла миссис Браун. — Весь день валяется вот так, только иногда
— Замолчите. И… оставьте нас.
Проворчав что-то себе под нос вроде «Воля ваша, милорд.» — сиделка отступила.
— Роза, — повторил граф, снова ловя взгляд этих чудовищных невозможных глаз. — Роза, ты… как?
Вопрос был глупым, но сэр Генри готов был прозакладывать правую руку, когда снова ощутил, как изменилась тональность ворчания существа.
— Роза, — тверже повторил он. — Я… все сделаю для того, чтобы ты поправилась. И ты обязательно поправишься, клянусь. Даже если мне…
На ум пришло банальное сравнение с адом, но граф себя вовремя одернул. Если ад и существует, то здесь и сейчас. И хуже вряд ли будет.
— Я этого так не оставлю, — вместо этого пробормотал он. — Ты мне верь, Роза. Я… — ему понадобилось несколько секунд, чтобы собрать силы для того, чтобы выдавить: — тебя люблю.
Глухое ворчание, бульканье и клекот в недрах существа ничуть не изменились. Но сэру Генри на миг почудилось, что в уголке одного глаза что-то блеснуло. Однако тратить время и присматриваться он не хотел. Запах тут действительно стоял убийственный, от него уже становилось дурно, и, почти выбегая за порог, граф подумал, что, пожалуй, стоит немного повысить жалованье мисс Браун. Хотя бы за то, что терпит эту вонь.
В реторте наконец-то началась реакция, и по лаборатории пополз запах чеснока.
— Да-да, похоже, что это он, — сэр Макбет склонился поближе, щуря глаза и рассматривая завихрения жидкости сквозь толстые стенки сосуда. — Цвет… запах… осталось проверить вкус и консистенцию и можно считать, что мы получили опытный образец. Не так ли, господа?
Ответом ему было молчание. Его собеседниками были несколько портретов на стенах и обитатели парочки клеток. И если изображения мужчин и женщин, столь же уместные в алхимической лаборатории, как и на поле боя, безмолвствовали, то обитатели клеток отреагировали ворчанием, гневным клекотом и утробными булькающими звуками.
— Ну, — сэр Макбет улыбнулся, осторожно пробуя стеклянной палочкой содержимое реторты и взмахами ладони направляя поближе к своему носу волну запахов, — кто желает быть первым испытуемым?
Желающих не было. Впрочем, кто их будет спрашивать? Тем более что вопрос был в большей степени риторическим. Желающий был. Даже не один, а двое. Всего двое. Из десятка. Так много и так мало.
Не во всех клетках сидели существа, которые даже при наличии самой буйной фантазии можно назвать людьми. Глыбы плоти, украшенные наростами, щупальцами и тем, что когда-то было конечностями. У двоих они вообще усохли и отвалились, причем один при этом превратился в нечто шарообразное, а другой, наоборот, стал напоминать короткую раскормленную змею. Но в самых дальних клетках находились «счастливчики».
Два мальчика из десяти, чудом перенесшие предыдущее «вливание». Одному малышу, лет трех-четырех, было совсем плохо. Он лежал пластом, еле дыша раскрытым обветренным ртом. Второму было около семи или даже девяти лет. Эти трущобные дети так плохо растут… Он сидел, привалившись боком к прутьям клетки, и взгляд его лихорадочно блестевших глаз остановился на подошедшем человеке. В них мелькнула тревога.
— Хочешь хлеба? — поинтересовался сэр Макбет, доставая из кармана халата бумажный сверток, в котором восхитительно пах сэндвич с ветчиной. Помахал им перед прутьями клетки, привлекая внимание мальчика. — Он весь будет твоим… твоим и твоего братца… если ты протянешь руку.
Мальчик прикусил губу. Несмотря на то, что он не умел ни читать, ни писать, разума ему было не занимать — в трущобах другие не выживают. Кроме того, он сидел тут не первый день и кое-что успел понять.
Сначала их была почти дюжина — мальчишек и девчонок от трех до десяти лет. Кого-то просто притащили с улицы, кого-то за кусок хлеба или бутылку джина продали пьяницы-родители. В трущобах часто пропадают дети, и далеко не все родители тут же спешат на розыски. Некоторые вздыхают облегченно — лишний рот не кормить… Всех детей на новом месте сначала несколько дней хорошо кормили, некоторым вместо лохмотьев давали другую одежду, поновее… Дети думали, что попали в сказку.
А потом им давали выпить какую-то странную воду. И дети начали умирать. Одни умирали сразу, корчась в жутких болях. Другие оставались в живых, но облегчения это не приносило. Потому как за первой порцией через два-три дня следовала другая, затем третья, четвертая… И каждый раз выживших становилось все меньше и меньше. Пока из дюжины не остались двое. Причем, наверное, уже один, потому что младший мальчик уже ни на что не реагировал.
— Так ты не хочешь хлеба? — сэр Макбет снова покрутил пакетом, надорвал, позволив запаху сэндвича просочиться наружу. — Надо всего лишь протянуть руку…
Мальчик молчал. Есть хотелось ужасно. Вчера им на двоих бросили одну корку, и почти все он забрал себе, поскольку малыш был слишком слаб, чтобы бороться за еду. Но если он поддастся слабости, этот человек опять заставит его проглотить какую-то гадость и тогда…
— Не хочешь? Твое дело.
Сэр Макбет обошел клетку, приблизившись к тому углу, где лежал младший мальчик. Косясь на старшего, примерился и, внезапно выбросив руку вперед, цапнул лежащего за ногу, подтягивая к решетке. Ребенок судорожно дернулся, но не смог оказать сопротивления, когда мужчина быстро воткнул ему в ногу шприц, полный свежего препарата. Надавил на поршень, вгоняя раствор в кровь, отступил. Должно пройти несколько минут прежде, чем станет известно, действует новый состав или нет. Но организм испытуемого крайне слаб. Он может просто не выдержать…
Сэр Макбет не испытывал угрызений совести. Цель оправдывает средства. Детская смертность в трущобах крайне велика. До года доживает только два ребенка из пяти. До пяти лет доживает трое из пяти. До десяти лет уже четверо, но все равно даже подростки не застрахованы от смерти. Голод, болезни, несчастные случаи, даже убийства, когда пьяный отец не рассчитывает удара и проламывает череп собственного сына… По сути, лишь один из двадцати новорожденных доживает до такого возраста, когда сам может стать отцом или матерью. Причем с девочками это случается раньше. Нередки двенадцатилетние матери, которые частенько умирают при родах вместе с младенцем. Эти бедняки плодятся, как крысы, от которых недалеко ушли. Не зря же несколько улочек носят имя этого пронырливого и живучего грызуна — Крысиная улица, Крысиный тупик, Крысятня… Он лишь вносит свой вклад в печальную статистику детских смертей. Сейчас его не понимают, могут даже проклинать, но настанет тот день, когда все поймут, что взошла заря новой эры. И благословят его. Ждать осталось недолго. Первые шаги уже сделаны. Живая вода входит в обиход. На ней работают первые, пока еще немногочисленные, паромобили, она заставляет двигаться дирижабли и корабли ее величества. Многие механизмы тоже не могут без нее обойтись. С каждым днем живая вода завоевывает позиции. Грядет эра воды и пара. Прогресс шагает семимильными шагами, его не остановить. И на новом пути не обойтись без жертв.