Проклятьем заклейменный
Шрифт:
— Вернёмся к вопросу о том, почему я такой чертовски привлекательный и неотразимый.
— Вот если будешь злоупотреблять самолюбованием, то мы можем и передумать, — игривым тоном предупредила Троекурова.
— Да я переживу, — вполне серьёзно отозвался я.
Петра-то от меня никуда не денется, а терпеть капризы этих девчонок я не собираюсь.
— Ну, вот как раз в этом и дело! — аж вскочила на ноги Изольда. — Вон, Обухов с Паниным на меня две недели слюни пускали, а стоило чуть подразнить, как сразу терялись и мямлили. И гулей перепугались до мокрых штанов.
Она обежала стол, ухватила меня за руку и потянула с такой силой, что я чуть не свалился.
— Всё, идём в мою комнату, — потребовала она. — А то ещё немного, и я прямо тут на столе лягу.
— Лечь-то ты можешь, а вот дальше всё от Демьяна зависит, — хихикнула Троекурова.
Изольда чуть ли не зарычала, продолжая тянуть меня за руку. Перевозбудилась девчонка, причём, практически на ровном месте. Ладно бы мы тут похабничали, так ведь просто беседовали за обедом.
Я не стал упираться и встал, прихватив пакет с шаурмой. А то оставишь этим обжорам, к ужину половины не досчитаешься.
— Вы с нами? — поинтересовался я. — Ну, в смысле, в общагу.
— Да хоть в комнату, — решительно махнула рукой Изольда. — Только, чур, я первая.
— В комнату — в другой раз, — отмёл я это заманчивое предложение.
Не всё сразу. С двумя получилось нормально, но они подруги и заранее морально к этому подготовились. А вот так, импровизированно, да ещё в первый раз… Нет, не сейчас. Может, когда-нибудь потом. Уж если вдруг к вечеру избыток сил у меня останется, сам схожу к Троекуровой и Вежлевой в гости. Да и Петру не стоит отодвигать на задний план. Но сегодня мне лучше поберечь силы и выспаться, перед завтрашним спаррингом. Но с одной Изольдой не переутомлюсь.
Глава 25
О, как жаль, но всему виною мечты
— О, как жаль, но всему виною мечты, мечты, мечты, — пропел я, едва продрав глаза и оглядевшись.
— Чё это тебе там жаль? — проворчала лежащая справа Троекурова.
Изольда слева просто всхрапнула. Я кое-как выбрался из их объятий, умудрившись даже Изольду не разбудить. Ну, Троекурова сама проснулась, а с остальными я не соприкасался. Раз, два… Да, все пять здесь.
Я быстренько оделся, прошёл к окну, открыл его и закурил, припоминая, что вчера было то. И главное — чья ж была идея притащить свободную кровать из комнаты Вяземской в комнату к Троекуровой?! Точно не моя. И тащил тоже не я. Девчонки сами справились. И вот из трёх сдвинутых кроватей сварганили широкое ложе, поперёк которого мы все вшестером и разлеглись спать.
Судя по тому, что проснулся я в трусах, всё-таки только спать. Господи, а ведь даже закупиться пивом по пути было не моей инициативой! Хотя пил-то я его сам, никто не заставлял. Но теперь я себя за это однозначно осуждаю!
— Напомнить, что вчера было? — шёпотом поинтересовалась вставшая рядом со мной Петра.
Она-то вообще зачем на кровать к остальным завалилась, если ей спать не надо? Или вот это как раз было моей инициативой, чтоб все были на равных? Вот этого не помню, но оно и не важно.
— Да
По пути в общагу девчонки решили взять пива, в том самом ларьке недалеко от Академии. И пошли вместе пить к Троекуровой и Вежлевой, пока я уединился с Изольдой в её комнате. И когда мы закончили предаваться непотребствам и присоединились к остальным, девчонки уже прилично набрались. Ну, с нами банкет продолжился. Потом, кажется, Вежлева предложила оставаться ночевать у них. Будто нам до своих комнат так далеко идти, всего-то на этаж вниз… Юсупова сказала, что тут мало спальных мест. И тогда Изольда предложила забрать свободную кровать. Потом…
— И как все по очереди пробовали использовать собственные мокрые трусики в качестве кляпов, тоже помнишь? — спросила Петра.
Я застонал и закурил вторую сигарету. Глянул на просыпающихся девчонок. На которых трусики как раз присутствовали. Перевёл взгляд на Петру.
— Правильно, не помнишь, — кивнула она. — Потому что такого не было. Но это обсуждалось, на будущее.
— Издеваешься надо мной, — вздохнул я. — Над старым больным человеком…
— Ты не больной, а просто проклятый, — поправила меня Юсупова, вставая рядом и тоже закуривая. — Ну и похмельный. Хотя ты же даже ликёр не пил…
— Какой ещё ликёр? — удивился я.
— Сладенький, вишнёвый, — облизнулась Варвара. — У Вежлевой там внушительная заначка… Была. Но ты сказал, что это бабское пойло и не стал пить.
— А что я тогда пил?
Не с одного пива же меня так вынесло? Сто лет такого не было. Но я и с крепким алкоголем давно подзавязал. Только текилой иногда баловался, и то умеренно. А тут у меня вообще-то молодой здоровый организм. В этом возрасте мне и после пузыря дешёвой водки с утра плохо не было. Вот с вечера бывало, это да.
— Тут по коридору шатался в дюпель пьянющий денщик Орловой, — сообщила Троекурова. — После того, как он третий раз врезался плечом в нашу дверь, ты к нему вышел. Но вы оба говорили неразборчиво, мы ничего не поняли. Только он лыбился так, что улыбка была шире усищ. И вручил тебе бутыль с какой-то мутной жидкостью. Вот её ты и пил.
Она достала из-под кровати пузатую бутылку, в которой оставалось ещё больше половины содержимого. Я открутил пробку, нюхнул и скривился. Ядрёный самогонище! Не удивительно, что после такого пойла я даже сам разговор с этим Потапом не помню. Но, кажется, Орлова таки вняла моему совету. И гусар-денщик на радостях налакался до поросячьего визга.
— Так, уберите это куда-нибудь подальше, — попросил я, возвращая бутыль Троекуровой. — И мне больше не давайте. И сами не пейте. А то козочками станете.
— Ты это и вчера уже говорил, — зевнула Вежлева. — И о том, что с козочками надо делать тоже. Только вот ограничился одними словами… И то не объяснил, кто такой Сидор, и причём он тут.
Я молча вернулся к окну и закурил ещё одну сигарету.
— Все говорят, что пить нельзя. Все говорят, что пить нельзя, и я теперь не буду, — промычал я себе под нос. — Ну, только пиво, больше ничего.