Проклятие Деш-Тира

Вурц Дженни

В центре круга стоял Халирон. Черный с золотом наряд его казался здесь не совсем уместным. В руках менестрель держал настроенную лиранту.

Халирон окликнул Каола, но безрезультатно. Теперь, когда Стейвена не стало и вся полнота власти перешла к Каолу, он вел себя так, как считал нужным. Он, не оборачиваясь, шел по обожженной земле, тяжело ступая и ссутулившись.

Убедившись, что Каол не вернется, бойцы тихо сомкнули круг.

По лицу Каола сразу было видно, что за все это время он не прилег даже на полчаса. Исцарапанное ветвями кустов,

покрасневшее от укусов мошкары, заросшее щетиной, оно имело весьма свирепое выражение.

— Решили бросить нас, — с упреком произнес он. Едва не вздрогнув от резанувшего его тона, Аритон тем не менее не рассердился. Он прекрасно понимал состояние Каола.

— Я должен уйти.

Аритон чувствовал, что сейчас Каол выплеснет на него целый град обвинений, и решил их упредить. Он заставил себя обернуться. Из-за кустов донеслись печальные аккорды лиранты. Халирон исполнял поминальный ритуал по погибшим. Настал первый и единственный момент, когда бойцы могли открыто проявить скорбь. Как всегда, заботы живущих стояли на первом месте, и потому сразу после прощания остатки деширцев должны были покинуть родные места и идти в Фаллемер.

Каол ждал ответа, переступая с ноги на ногу от нетерпения. Когда волшебное пение Халирона несколько смягчило его угрюмое настроение, он засунул большие пальцы за пояс и пробурчал:

— Могли бы хоть объяснить причину. Аритон продолжал неотрывно глядеть на него.

— Я думал, ты и так знаешь. Где бы я ни оказался, туда рано или поздно придут солдаты Лизаэра.

Можно было подумать, что ответ принца обидел Каола дерзостью или уклончивостью. Черные глаза командира с нескрываемой враждебностью глядели на наследного принца.

Аритон выдержал этот взгляд. Теперь он мог вполне искренно сказать о том, о чем до сих пор старался не говорить.

— Я не могу ни оживить погибших, ни каким-то иным образом утешить вас и облегчить горечь утрат. В равной степени я не хочу обманывать всех вас обещаниями, которые не в силах выполнить. Вы приютили меня и признали своим наследным принцем. Стейвен предложил мне дружбу, что было для меня дороже королевской короны. В ответ я дал слово тейр-Фаленита, что не обойдусь расточительно с вашими дарами.

Кротость Аритона обезоружила упрямого Каола. Он вспомнил балладу о принцессе Фальмирской и кости, торчащие из пепла вблизи развороченной пещеры. У Каола хватило терпения не бросить Аритону упрек в скрытности и недомолвках. Но заставить себя думать по-иному он не мог. Его удручало, что даже теперь, после итарранского вторжения, у принца не возникло полного доверия к деширцам.

Голос Халирона зазвучал высоко и сильно, исполненный неподдельной скорби. Музыка и пение растрогали Аритона, ему сдавило горло, и он поспешно отвернулся, стыдясь, что не может сдержать слез. Музыка как будто сокрушила его волю, и чувство глубочайшего сострадания к этим суровым, несгибаемым бойцам целиком завладело им.

Рука Каола легла ему на плечо.

— Вы могли бы стать моим оплотом, — признался Аритон.

Сейчас он был на редкость открыт и беззащитен. — Я не покинул бы вас, если бы не Лизаэр. Пойми: любой, кто даст мне пристанище, обязательно сделается мишенью для его армии. Вчерашние потери не остановят его. Он начнет собирать новые отряды. Я не хочу, чтобы из-за меня истребляли ваших мужественных людей. Поэтому я прошу у вас позволения уйти одному, чтобы, когда настанет время, вернуться и исполнить вашу заветную мечту: построить новый город на развалинах прежнего Итамона.

— Я ошибался в своих суждениях о тебе, — сказал Каол, убирая тяжелую руку с плеча Аритона.

Оба замолчали, слушая прекрасный голос Халирона и скорбя каждый о своем. Потом Каол провел ладонью по давно нечесаным волосам.

— Больше я не ошибусь. Но в обмен я прошу у вас разрешения поднять кланы Фаллемера, а за ними — и кланы по всей Этере.

— Я возражаю.

Аритон резко повернулся к боевому командиру. Если в его глазах еще и блестели слезы, то сам взгляд обрел прежнюю силу и был острым как меч.

— Я больше не хочу, чтобы во имя меня убивали людей.

К Каолу тоже вернулось прежнее упрямство, и его поза была весьма красноречивой.

— У меня никто из близких не погиб от рук итарранских наемников.

Наследный принц, которого совсем недавно Каол презирал за мягкотелость, провел пальцами по надгробию Стейвена и Дэнии. Пальцами, казалось бы, слишком нежными, чтобы держать меч, но в решающие моменты становящимися смертоносными.

— Но дело даже не в размерах потерь. Стоит тебе собрать армию — и трагедия повторится. Я не настолько бессердечен, чтобы согласиться на это. Быть может, я вообще не гожусь в короли. Я не могу тебе приказывать. Я тебя прошу. И если я не одобряю твоих замыслов, я все равно искренне благословляю тебя и всех. Да будет милосердие Эта с тобой, Каол. Береги Джирета, которого я люблю как брата.

В знак дружбы Каол протянул ладони, и они с Аритоном обменялись двойным рукопожатием. Пока оно длилось под скорбную песнь Халирона, кружащуюся над раненым лесом, Каол исподтишка разглядывал наследного принца. Невысокого роста, внешне хрупкий, но на самом деле невероятно сильный. Слишком поздно Каол распознал цельную и бескомпромиссную натуру Аритона. Правда, никто не заставил бы сурового командира признать во всеуслышание, что навязанная этому человеку участь наследника ратанского престола трагически губит в нем его истинные таланты.

— Когда-нибудь, ваше высочество, вы скажете нам спасибо за нашу поддержку. Мы рады будем ее оказать. Нам повезло больше, чем Манолле Ганли, которая принесла клятву Лизаэру и только потом узнала, что он за птица.

Каол отпустил руки Аритона и отошел.

— Да хранит вас Эт от всех напастей.

— И тебя тоже. — Лицо Аритона потеплело. — Мы ведь с тобой были противниками, но в том нет моей вины. Будь на то моя воля, твой меч заржавел бы без дела. Если хочешь, можешь меня за это ненавидеть.