Проклятие Деш-Тира
Шрифт:
— Только твоих баллад нам и не хватало! — сердито бросил ему Каол.
Он шагнул вперед, но Халирон вновь схватил его за руку. Проворство старика удивило деширца.
— Не надо ему мешать, — сказал Халирон, указывая на Аритона.
Тот все так же стоял на коленях. Неизвестно даже, знал ли он о присутствии Каола и Халирона. За это время Повелитель Теней ни разу не поднял головы и не обернулся.
— Садись, Каол. Послушай балладу о принцессе Фальмирской. А потом можешь делать все, что сочтешь нужным.
Утомление сделало Каола сговорчивым. Но даже если бы он сейчас не сел, все равно не смог бы не прислушаться к пению такого мастера,
Когда Халирон начал играть, Каол глядел в сторону. К концу первого стиха он еще оставался раздраженным. Но постепенно у деширца перестали болеть перетрудившиеся мышцы правой руки, лицо его разгладилось и утратило злое и угрюмое выражение. Он слушал балладу об осаде Фальмира, о том, как принцесса в одиночку отправилась на поле брани, где лежали убитые солдаты обеих армий и где невозможно было отличить защитника от нападавшего. Посредством магически сотканного переплетения удивительных по красоте слов и таких же звуков Каол без лишних назиданий оказался способен понять, что события древней легенды повторялись теперь здесь, на месте бойни возле пещер.
Слушая балладу, Каол иногда переводил взгляд на Аритона. То, что в давние времена делала своими руками охваченная горем и отчаянием принцесса Фальмирская, совершал сейчас Повелитель Теней. Его узкие ладони и длинные пальцы были черными от пепла, которым он засыпал каждый труп. Аритон нараспев произносил древние паравианские стихи, и в каждом слове звенело сострадание, и каждое слово вызывало тени умерших. Он взывал с любовью, и они приходили к нему — тени детей, едва успевших родиться, тени молчаливых женщин, девушек и старух; тени чьих-то дочерей, жен и матерей, вырванных из жизни с такой жестокостью, что их души ошеломленно скитались вокруг. Теперь они окружили Аритона паутиной едва различимого света. Этот свет не обжигал, в нем больше не было горя. Аритон говорил и говорил, и недавние жертвы все больше и больше отдалялись от кошмара, оборвавшего их жизнь.
Повелитель Теней возвращал им истинную смерть, избавленную от ужасов убийства. Он врачевал память каждой из жертв. Их души полностью и окончательно освобождались, готовые перейти в покой глубочайшего таинства Эта.
Прошло еще какое-то время, и призрачные фигуры исчезли. Остался только человек, который с трудом поднялся на ноги. Халирон выводил заключительные строки баллады о принцессе Фальмирской:
— Она пришла не ради брачных уз, не ради неги и покоя, а чтобы вызволять погибших души и плоть их хладную цветами убирать.
Но здесь, среди выжженной земли и расколотых скал, не было тел, которые можно похоронить, и не было цветов, чтобы положить на могилы. Каол тер щеки костяшками пальцев, по-прежнему сжимая кинжал. Кивнув в сторону принца, он ворчливо произнес:
— Его надо немедленно уложить и дать выспаться. Если он потеряет сознание и упадет, то расшибет голову о какой-нибудь камень.
— Не надо ему мешать, — возразил Халирон, заглушая струны лиранты. — То, что он сейчас делает, приносит ему утешение, которого никто из нас дать не может.
— По-моему, ему требуется помощь лекаря, — продолжал ворчать Каол. — Хотя, Даркарон меня побери, не хотел бы я исполнять роль няньки его высочества.
Заметив перемену, произошедшую с Каолом, менестрель заботливо убрал инструмент и завязал тесемки. Если он и был удовлетворен, то ничем не показывал этого. Халирон ждал, пока Каол спохватится и спрячет в ножны кинжал. И боевой командир сделал это, опустив голову. Чувствовалось, что ему стыдно. Потом они молча двинулись вслед за Аритоном к пещере. Там они так же молча извлекали из-под пепла и вручали заботам наследного принца Ратанского останки его многочисленных погибших подданных.
За этим скорбным занятием незаметно проходила ночь, но каждый бессонный час отражался на лице менестреля. И на лице Каола добавлялось морщин. Постепенно рассветало. Лес наполнялся щебетанием птиц, которым больше не мешал звон оружия. Шаг за шагом все трое добрались до ложбинки, где валялись древки стрел. Неподалеку рос раскидистый старый бук, со всех сторон окруженный телами убитых. Они лежали плотным кольцом, словно гирлянда водорослей, принесенных приливом.
Выйдя из транса, помогавшего ему исполнить скорбную миссию, Аритон вдруг схватил Халирона за руку.
— Дальше я один. Под тем буком раненых нет.
Умерщвление человека силой оружия отличалось от убийства с использованием магии, вмешивающейся в его судьбу и искривляющей ее. Освобождение душ тех, кто погиб, защищая Джирета, было тяжелым и изнурительным; оно давалось Аритону намного труднее, чем все совершенное им до сих пор.
Души этих мертвецов не радовались его появлению, а в неописуемом ужасе шарахались от Аритона. Он был для них не просто убийцей; он был чародеем, предавшим их на таких уровнях бытия, на которых сами они не могли защититься. Чтобы освободить их, Аритону пришлось предстать перед ними предельно беззащитным. Он должен был снять все преграды и позволить этим душам выкрикивать ему в лицо проклятия. Он должен был вынести их боль, позволить им мучить его, пока его непротивление не заставит их успокоиться.
Когда магическое паравианское благословение освободило их, Аритону не посчастливилось разделить с ними обретенный покой. Он выглядел измученным; глубочайшее раскаяние и сожаление о содеянном лишили его даже слез.
Задолго до конца этого действа Халирон почувствовал, что больше не в силах наблюдать за происходящим.
Каол, не способный оценить истинную суть увиденного, замечал лишь внешние страдания Аритона.
— Зачем ему это нужно? — несколько раз спрашивал он. Менестрель давал уклончивые ответы, не в состоянии объяснить того, что было закрыто для восприятия Каола. Деширец понял лишь одно: здесь есть некая тайна, которую ему не разгадать.
Когда боевой командир, который, как ему самому казалось, вдоволь навидался человеческого горя, более не смог оставаться молчаливым, он произнес слова, означавшие величайшее признание с его стороны:
— Аритон могущественнее Стейвена.
— Хорошо, что ты это понял, — ответил Халирон. — Тебе было дано постигнуть. Многие этого так и не осознали, но те, кому удалось, будут его друзьями.
К этому времени был закончен подсчет погибших Итарранцев и основной части погибших бойцов из кланов Дешира. Под буком оставался лежать один Мадрей. Его глаза были открыты, руки раскинуты в стороны. В груди зияла рана. Страдая от душевной боли, Аритон посмотрел на лицо погибшего. У него перехватило дыхание: на лице старого бойца не было печати страдания, на нем запечатлелось выражение удивительного, глубокого покоя.