Проклятие феи
Шрифт:
Затем дорога тянулась все дальше и дальше, потому что парк все не заканчивался, полный красивых деревьев и маленьких красновато-коричневых оленей, совершенно не похожих на обычных больших оленей в лесах Двуколки (в том числе и тем, что эти были наполовину ручными и с нетерпением предвкушали дни, следующие за праздничными, когда можно подбирать разные вкусности там, где накануне стояли пиршественные столы), и неожиданно открывавшихся аллей с причудливыми строеньицами или статуями в конце. К тому времени, как путник решал, что забрел в какое-то зачарованное место, и принимался гадать, сумеет ли выбраться
Казалось, Вудволд всегда стоит против солнца, откуда бы на него ни смотреть и где бы ни находилось само солнце. Он был возведен из камня и дерева. За многие века они потемнели и как будто вросли друг в друга, пока не стало невозможно отличить, где заканчивался один материал и начинался другой. Если попытаться его исследовать, выходило, что этот дом совершенно не уравновешен: здесь крыло, там пристройка, лишний этаж в этой части, но не в той, шесть окон по одну сторону от двери, семь – по другую. Но он производил впечатление великой основательности, глубинного упорядочивающего духа или принципа, пронизывающего его от самого захудалого чулана до вершины высочайшей башни, где развевалось знамя Прендергастов.
И он ощущался живым. По крайней мере, он казался живым Рози. Она всегда почти ожидала, что Вудволд с ней заговорит, и ощущала, как то чувство (чем бы оно ни было), с помощью которого она общалась с животными, пыталось наладить с ним связь. Каменная стена была границей – даже с завязанными глазами Рози поняла бы, где находится, едва шагнув за ворота. Она ощутила бы присутствие Вудволда.
В тот день, без Нарла, он казался еще больше. Нарл сглаживал воздействие любой неведомой мощи даже лучше, чем Тетушка.
Она решила, что ей повезло с этой первой самостоятельной работой. Дрок, любимый жеребец лорда Прена, лишился аппетита.
«Со мной обращаются как с парадным седлом, – пожаловался ей Дрок. – Полируют и полируют, а затем вешают на крючок до парада».
Дрок был шестнадцати с половиной ладоней в холке и золотистым, словно предполуденный свет. Даже просто стоя рядом с ним, ты ощущал прилив гордости и благородства.
«Ты слишком хорошо воспитан, – заметила Рози. – Если бы ты время от времени кусал людей и закатывал им истерики, они бы уловили намек».
Дрок склонил голову так, чтобы заглянуть ей в лицо, – если у него и был какой-то недостаток, так это малость чопорное чувство юмора, – а она могла посмотреть на него. Смиренная печаль в его темных глазах придала Рози больше резкости, чем она позволила бы себе, если бы вспомнила, с кем разговаривает, и осознала, что ее будущее может зависеть от следующих произнесенных слов.
– Возьмите его на охоту, – вслух потребовала она. – Дайте ему взмокнуть, испачкаться, устать и испугаться. У него внутри совсем пусто, ему нужно чем-нибудь заняться.
– Он… К нему приводят лучших кобыл в стране, – смущенно напомнил встревоженный главный конюший.
Он подумывал, не рассердиться ли ему, но выражение морды коня (и лица Рози) его остановило.
Рози коротко хохотнула:
– Это трудно назвать занятием, не правда ли?
Ей нравился главный конюший лорда Прена, и, что важнее, она ему тоже нравилась. Он всегда держался с ней вежливо, а даже к договорным подмастерьям,
– Ты ничуть не уступаешь прямотой Нарлу, – заключил он. – Похоже, он хорошо тебя обучил. Что ж, ладно, я сообщу лорду Прендергасту, что ему следует взять самого ценного жеребца в его конюшнях на охоту. Скоро состоится охота на того кабана, который докучает Мглистой Запруде. Это подойдет?
Главный конюший Вудволда начал звать ее «моей Рози» в разговорах с подчиненными и, похоже, видел в ней нечто среднее между протеже и дочерью. Ее дар не исчерпывался тем, что она умела говорить с лошадьми: она слышала их, а они слышали ее. Однажды ее вызвали, когда Резвый, крупный скаковой гнедой, довел свою неприязнь к движущимся теням до такой степени, что скорее опрокинулся бы на спину, чем покинул стойло, а затем разнес стойло в щепки, поскольку извелся от тревоги в замкнутом пространстве.
«Ты самовлюбленный, дурно воспитанный сосунок, – заявила Рози, распахнув дверь в его стойло. – Попробуй только закатить мне одну из своих истерик, и я огрею тебя по голове доской. Чего, по-твоему, ты хочешь? Стать королем всего мира? Знаешь, это тоже скоро наскучит – решать, кто прав, а кто нет, когда твои подданные спорят, пытаться выяснить, кто строит против тебя козни и что с этим делать. Вбей в свою тупую башку, что вокруг полно других живых существ, не менее важных, чем ты сам, как бы ты к этому ни относился, и веди себя соответственно, или я скажу егерю, чтобы он сделал из тебя каминный коврик».
Резвый, вставший на дыбы, как только дверь открылась, с ошеломленным видом опустился обратно на все четыре ноги. Рози чувствовала себя слегка виноватой, поскольку он был очень юным и очень-очень резвым и его конюхам и наездникам велели относиться к каждой его прихоти с величайшим почтением. Нельзя было винить его одного в том, что он начал баламутить воду, раз ему это позволяли. Но все равно его следовало остановить. Лорд Прен не станет держать у себя в конюшнях опасную лошадь и не захочет ее перепродавать. Рози сказала себе, что спасает Резвому жизнь, скрестила на груди руки и свирепо нахмурилась.
Он явно размышлял, но не произнес ни слова. Спустя примерно минуту смятенной тишины он склонил голову и издал негромкий, робкий жующий звук, словно страдающий жеребенок. Рози опустила руки и потянулась почесать ему лоб.
«Хочешь пойти прогуляться? – предложила она. – День выдался чудный».
Она рассказала Нарлу о столкновении с Резвым, наблюдая за тем, как он трудится над новой табличкой с пожеланием удачи, которой предстояло висеть за стойкой в трактире. Раньше там красовалась серебряная, принадлежавшая еще бабушке Кернгорм, но пару недель назад она взорвалась, изрядно встревожив всех, а в особенности саму Кернгорм, которая не думала, что успела нажить врагов, настолько ее ненавидящих и способных позволить себе нечто столь драматическое. Решив не рисковать, замену она заказала из холодного железа. Бардер в последнее время учил Нарла замысловатым узлам, поэтому табличка напоминала большую плетенку из черной веревки.