Проклятие Гиацинтов
Шрифт:
«Господи, куда я попала?! Зачем, почему?!»
А ведь, между прочим, вдруг осознала Лерон, она сейчас одна… За ней никто не следит! И прежнее любопытство ожило, встрепенулось в ее душе. Ах, если бы работал телефон!
Проскользнула в гостиную, сняла трубку — и не поверила своим ушам, услышав гудки! Словно воришка — драгоценную добычу, схватила трубку и умчалась в ванную. Включила воду… хотя нет, это ей из-за шума воды не будет слышно, стоит ли кто-то за дверью, а вот ее голос для того, кто решит подслушать, прозвучит очень отчетливо. Лучше просто пойти в свою комнату, залезть под одеяло, что ли… А перед дверью что-нибудь нагромоздить, может, стулья поставить, чтобы, если кто-то войдет без стука, они бы грохнулись
Боже, куда она попала, что происходит вокруг нее, что приходится такую конспирацию затевать?!
Наконец она устроилась на своей постели и набрала номер, который иногда даже ночью ей снился: четверка, три тройки, две пятерки.
И, только услышав гудки, она спохватилась: да ведь уже одиннадцатый час! Наверное, неудобно так поздно, вдруг Вишневский спит?
— Алло?
Женский голос! Жена? Сестра? Нет, наверное, мать: голос такой усталый, даже как бы надтреснутый.
— Здравствуйте, — прикрывая микрофон ладонью, затараторила Лерон, — извините за такой поздний звонок. Но мне очень нужно поговорить с Ильей… с Ильей… ой, извините, не знаю отчества, с господином Вишневским, словом. Он еще не спит?
— Думаю, нет, Илья Ильич еще не спит, учитывая, что я с ним только что общалась, — ответила женщина. — Но его нет дома. Почему бы вам не позвонить ему по мобильному?
— Да я номера не знаю, — вздохнула Лерон. — Мне домашний его в коллегии адвокатов дали. У них мобильного не было. А вы мне не дадите телефон, а? У меня к нему дело!
— Да ему без дела и не звонят практически, — усмехнулась женщина. — Конечно, телефон я дам, записывайте.
Лерон суматошно сорвалась с постели, схватилась за сумку, нашарила ручку и, не найдя листка бумаги, записала телефон на десятирублевке.
— А у вас срочное что-то? — продолжила женщина. — Если не слишком, то, может быть, утром перезвоните? Понимаете, Илья в больнице и, хоть он еще не спит, но все же больница… а время позднее…
— В больнице?! — ахнула Лерон. — Что с ним?
— Заболел, — сухо ответила женщина. — Он вам сам расскажет, если сочтет нужным. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — прошелестела Лерон, слушая гудки в трубке.
Что же делать?! Звонить больному человеку, звонить в больницу в такое время неудобно, это факт. Но у нее может просто не оказаться другого времени для звонка. Кроме того, Вишневский как бы должен быть заинтересован в разрешении этой истории, он сам, первый, начал мутить голову Лерон!
Решительно набрала номер.
— Алло? — немедленно послышался приглушенный голос.
Лерон догадалась: Вишневский в палате не один, не хочет, чтобы его разговор кого-то разбудил.
— Алло, слушаю, кто это?
— Это Лерон. Лера Онегина, помните?
— Конечно, добрый вечер. Погодите секунду, я выйду из палаты, мой сосед уже вроде бы заснул, не хочу его беспокоить.
Лерон обрадовалась, что он не попросил ее утром перезвонить. Ждала, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из трубки: скрип кровати, крадущиеся шаги, осторожный щелчок притворенной двери, шаги — уже более уверенные, наверное, он идет под коридору. Легкий шелест — похоже, Вишневский где-то сел, на диван или в кресло.
— Все в порядке, Лерон, слушаю вас.
— Вы в больнице, что случилось? — спросила Лерон, не совсем решившись приступить к делу. Казалось бы, чего проще — ляпнуть человеку, что он солгал. Но не так все просто в этих затеянных вокруг нее играх, она это чувствовала, нет, она знала это!
— Да так, — усмехнулся Вишневский. — Упал, очнулся — гипс.
— Гипс?!
— Ну, до гипса пока не дошло, просто повязку наложили, но стукнули меня чувствительно.
— Кто?!
— Нашлись добрые люди, Лерон, — устало вздохнул он. — Да это неинтересно. Просто наша служба и опасна, и трудна, как поется в песне. Адвокаты очень часто наступают на больные мозоли,
— Мои дела… Я все рассказала Лариссе — ну, о том, о чем вы говорили.
— И она ответила вам, что это неправда?
— Конечно! — с вызовом бросила Лерон. — А как вы угадали? Вы и сами знали, что Микка был неродным сыном Шестакова? И значит, он мне не брат! Вы это знали?
— Теперь я это знаю, да. Но в то время, когда мы встречались на площади Нестерова, еще не знал. Я же говорю, я в этой ситуации — лицо стороннее, просто выполнил частное поручение. Но вы заставили меня задуматься: ведь и в самом деле, ваша мама не могла не знать, чей сын — ваш жених. И вряд ли она дала бы свое согласие на кровосмесительный брак. Я нажал на своего клиента — и он признался, что заставил меня просто бросить пробный шар, чтобы вы призадумались.
На миг Лерон даже дара речи лишилась от возмущения.
— Пробный шар? — хрипло, с трудом выговорила она наконец. — Он что, садист-профессионал, этот ваш клиент?
— Есть немного, — усмехнулся Вишневский. — И все же дело ваше непростое, Лерон.
— Да бросьте! — чуть ли не закричала она. — Ваш клиент — ненормальный! Знает, что порет страшную ложь, мучительную, — и все же порет ее? Да еще и платит адвокату, чтобы он это донес до другого человека и свел его с ума? Да мне утопиться хотелось после того, что вы мне сказали. Понятно вам? Все, не хочу с вами больше разговаривать!
— Минутку, Лерон, — окликнул Вишневский. — Вы задали мне один вопрос — как я понимаю, из вежливости, но я на него толком не ответил.
— Какой вопрос? — буркнула Лерон.
— По поводу того, как я попал в больницу.
— А-а… — протянула она. — Ну и что? Вы сказали, что вас по голове ударили. Вы знаете, кто?
— Доподлинно — нет, но есть некие предположения.
— Какие?
— Вам в самом деле интересно?
— Ну… да, — угрюмо согласилась Лерон, хотя, конечно, следовало бы ответить — нет.
— Вот, послушайте одну забавную историю. Дня три назад я случайно зашел в коллегию Нижегородского района. В нашу, адвокатскую. Я вообще-то к другому району принадлежу, к Советскому, но были у меня дела в той коллегии. Секретарем у председателя служит Марья Ивановна, милейшая особа, я ее давно знаю, мы когда-то вместе работали в одной юридической консультации. И она, увидев меня, вдруг засмеялась и говорит, мол, сегодня на Вишневского повышенный спрос. Какой такой спрос, говорю я. Да вот прибегала сегодня красивая такая девушка, кожа — как персик, серые глаза, невероятные волосы, ноги от ушей, платье зеленое — ну, просто цветик полевой! — и спрашивала вас. Я ей дала ваш домашний номер. Она ушла. Полчаса минуло — влетает дама. Стильная такая, волосы седовато-каштановые, стрижены чуть ли не наголо, сбоку челка, браслеты перезванивают, одежда вся такая летящая, будто хитон или тога, я в них не слишком разбираюсь, сандалии плетеные… И спрашивает меня, кем интересовалась сегодня девушка — такая-то и такая-то. И описывает ту, в зеленом платье, ну, цветочек-то полевой. Я ей — мол, а что? Мы такую информацию не распространяем. А она вдруг принимается рыдать и говорит, что это ее невестка бывшая, вдова ее сына, такая тварь — пробы ставить негде, задумала выселить ее из квартиры и отсудить все себе. А невестка эта вообще никаких прав на это не имеет, мол, она, эта особа древнеримская, ей купила другое жилье. Но девка такая, мол, жадная, не успокоится никак, все время новых адвокатов к делу подключает, я, говорит, уже замучилась… «И она так плакала, — рассказывает дальше Марья Ивановна, — что я ее пожалела и сообщила, что девушка в зеленом платье интересовалась Ильей Вишневским, — и дала еще и ей ваш телефон домашний…» Я плечами пожал, говорю, мол, всякое бывает, спасибо, что дали телефон. И пошел своей дорогой, размышляя. Вам никто никого в этом описании не напомнил?