Проклятие Гиацинтов
Шрифт:
Лерон перестала дышать, еще когда он упомянул о зеленом платье. В тот день она была именно в зеленом! А к Лариссе абсолютно точно подходило описание «несчастной свекрови»! Через полчаса… сказала Марья Ивановна. Ну да, понятно. Они отъехали от салона, Ларисса вышла, соврала Лерон, что забыла очки, — и прямиком ринулась в коллегию. Конечно, она видела из окна хозяйки салона, как Лерон туда входила, разумеется, и думать нечего было укрыться от ее глаз! Стоило все эти туалетные игры затевать, вот же черт, а?!
— Напомнил, — с трудом выдавила Лерон. — Вы что, думаете, вас Ларисса ударила по голове?!
— Точно не знаю, —
— О господи… — тихо ахнула Лерон. — Но кто…
И осеклась. Глупый вопрос.
— Кто это был, хотели вы спросить? — едко усмехнулся Вишневский. — А вы не догадываетесь? Логическая цепочка прослеживается, по-моему, весьма отчетливо. И эта фразочка — «разносчик заразы»… Я принес вам информацию, заразившую вас тревогой и сомнениями. Скажите теперь, почему вы перезвонили мне только через три дня после того, как узнали мой номер? Не нашлось времени? Звонили, но никто не брал трубку? Или просто никак не могли улучить минутку и остаться одной?
Лерон молчала.
— Не отвечайте, если не хотите, — молвил Вишневский. — Я и так все понял. Молчание — знак согласия. Так что я почти определенно знаю, кто именно прошиб мне голову и сломал ребро. Особенно учитывая, что Ларисса видела меня тогда, на набережной, рядом с вами. Она вас, конечно, спросила, кто это? Вы сказали, что адвокат, но имени моего не назвали, да? Именно поэтому Ларисса прежде всего и спросила в коллегии, кем интересовалась ее невестка.
— Ну да, — с вызовом бросила Лерон. — Я ей сказала, что знаю: мол, Шестаков — мой родной отец, а Микка — брат. А она мне что-то такое — это же Санта-Барбара, в натуре! Объяснила, как все обстояло на самом деле.
— Санта-Барбара? — усмехнулася Вишневский. — Да уж, Санта-Барбары во всей этой истории куда больше, чем вам может показаться. И в том, что касается вас, и в том, что вас не касается… ну да бог с ней, с этой самой Сантой. Что вы хотели мне сказать? Зачем искали меня?
— Я… — Лерон вдруг забыла, зачем в самом деле его искала. — А, вот что. Я все же хотела спросить: кто он, тот человек, поручивший вам сказать мне, будто Микка — мой брат?
— Этого я вам не скажу, это профессиональная тайна, — категорично ответил Вишневский. — Но слушайте, Лерон. От меня вы узнали не только о том, что как бы вышли за единокровного брата… к счастью, это неверно, да и оставим это пока что. От меня вы узнали также, что у вас был другой отец. Неужели эта новость оставила вас совершенно равнодушной?
— Не
— Совершенно верно, — согласился Вишневский. — А что делает человек, когда умирает?
— Когда умирает? — изумилась Лерон. — Да вроде бы он уже ничего не может сделать, а что?
— Верно, я глупо спросил, — хмыкнул Вишневский. — Ну ладно, что делает человек, когда знает, что должен умереть?
— А разве Шестаков знал, что должен умереть? Мне говорили, была авария… разве это не так? — испуганно спросила Лерон.
— Ну, вроде бы авария, — согласился Вишневский. — Конечно, авария — это всегда внезапность. Но, как сказано в одной моей любимой книге, человек смертен, а главное, он внезапно смертен. Что же делает человек, учитывающий внезапность своей смерти?
— Ну, не знаю, — промямлила Лерон, — может, место на кладбище покупает?
— О господи! — зашелся кашляющим смехом Вишневский. — А что он завещание пишет, вы слыхали?
— Ну да…
— Так вот дело в том, что Шестаков тоже написал завещание.
— А, я знаю! — откликнулась Лерон. — Мне Ларисса говорила.
— Ларисса?! — чуть ли в голос вскричал Вишневский. — Ларисса вам про завещание сказала?!
— Ну да, а что такое? — Лерон никак не могла взять в толк, что его так поразило.
— Погодите-ка, — насторожился Вишневский, — а что именно она вам сказала?
— Ну, что Шестаков с ней развелся, отказался от усыновления Микки, но квартиру, машину, деньги, дом, акции и все прочее имущество им все же оставил.
— Все прочее имущество… — задумчиво протянул Вишневский. — Надо полагать, расшифровывать это обтекаемое понятие Ларисса не стала?
— Да вроде нет, — стала припоминать Лерон. — А там особенное что-то?
— Особенное, особенное, — ухмыльнулся адвокат. — И это особенное он оставил своей единственной дочери, единственному родному, так сказать, дитяти — вам!
— И что там такое? — с интересом спросил Лерон. — Неужели еще одна квартира? Но почему же Микка и Ларисса мне ничего не сказали? Слушайте, а может быть, я просто уже опоздала в права наследства вступить? Это же вроде только в течение полугода после… ну, после смерти человека… наследники могут заявить о своих правах. А Николай Петрович Шестаков, — она никак не могла сказать: «мой отец», — умер уже несколько лет тому назад.
— Это верно, — согласился Вишневский, — насчет шести месяцев — все так, однако то имущество, которое, по завещанию Шестакова, должно принадлежать вам, пока находится под управлением некоего человека… его можно назвать компаньоном вашего покойного отца.
— Да что это такое? — с острым любопытством вновь спросила Лерон.
— А вот этого, — усмехнулся Вишневский, — я вам не скажу.
— Почему?
— Да просто жить охота! — хохотнул он. — Понимаете? Если за какую-то ерунду, за известие, заведомо ложное и ошибочное, меня по голове стукнули и ребро сломали, то за такую информацию меня уж точно прикончат! Отравят где-то тайком, никто ничего и не поймет. Ваша свекровь — медик, она некоторое время работала в НИИ тоскикологии, небось научилась там с ядами обращаться не хуже королевы Екатерины Медичи и ее лейб-медика Козимо Руджиери!