Проклятие Гунорбохора
Шрифт:
— Ринересс сделает все, что в его силах, — сказал правитель.
Там же, у трона, Шенн смиренно попросил Стирга принять его послушником и учеником. Так велел Ольф. Без этого, говорил учитель, ты не приобщишься к тайнам и знаниям фагиров, не станешь тем, кем можешь стать.
Шенну казалось: Стирг разглядывал его целую вечность. Даже одан заерзал на троне.
— Ты удивил меня, юноша, — наконец, промолвил Стирг. — Но ты не готов исполнить то, зачем послан. Ольф мудр. Я преклоняюсь перед его знаниями, но он не мог
— Он так и говорил, — возбужденно перебил Шенн. — Мне надо учиться у тебя, мастер! Я готов учиться. Я буду делать все, что ты прикажешь.
Придворные переглянулись: какое неуважение! Грубый варвар посмел перебить мастера Стирга, слова которого смиренно слушает сам одан! Стирг улыбнулся:
— Хорошо, что ты готов. Ты найдешь у нас то, что ищешь.
Шенн широко улыбнулся — и тут же согнал улыбку. Мастер Ольф предупреждал: времени очень мало. Шенн не должен терять ни дня, ни часа, учиться и познавать — а когда будет готов, вернуться в Кхинор, к учителю. Но только — когда будет готов.
Стирг привел юношу в храм, где Шенн стал послушником. Он убирал двор, рубил дрова, чистил выгребные ямы, носил воду, ухаживал за больными и выполнял сотни других поручений. Спать приходилось мало, но всякую свободную минуту Шенн изучал законы, теологию и сложную храмовую иерархию. Он понимал: знания даются тому, кто к ним стремится. Сокровенное желание стать мастером, мудрым, как учитель Ольф, помогало и придавало сил, и Шенн принимал тяжелую работу со смирением. Это были испытания духа и тела, только пройдя их, послушник допускался к сокрытым от простых смертных знаниям и становился фагиром.
И этот день настал. Мастер Стирг пришел в храм и долго, без свидетелей, разговаривал с послушником. Фагиры недоумевали: чем дикарь со шрамом так заинтересовал наставника? Да, парень старается, работает хорошо, умен, настырен… Но чтобы сам Стирг снисходил до проверки послушника?
Но вот дверь открылась, и Стирг пригласил смотрителя храма войти.
— Он готов к испытанию, — произнес Стирг, и смотритель поклонился.
Шенн не скрывал радости, но смотритель ее не разделял.
— Мастер, — поклонившись, произнес он. — Шенн не может пройти испытание.
Улыбка Шенна поблекла. Что он говорит?
— Почему? — спросил Стирг.
— У него нет покровителя! Он варвар и не знает, в какой луне родился. Мы не знаем, какой тоф ему повязать, а фагир без тофа — не фагир.
— Я узнаю, кто его покровитель, — сказал Стирг. — И объявлю об этом завтра.
Ободренный Стиргом, Шенн, тем не менее, вернулся к себе расстроенным. Он не думал об этом препятствии и решительно не знал, что делать. В племени, где он родился, не придавали значения лунам… Оставалось ждать, надеясь на прозорливость и мудрость Стирга.
Тоф являлся повязкой, символизирующей, в какой луне родился человек. Рожденные под луной Игнира носили красный тоф,
Впрочем, Шенн не понимал: отчего не помочь родившемуся под одной луной — грех, а под другой — нет? Разве можно бросить попавшего в беду человека? Разве боги могут находить такое правильным?
В ответ на такие вопросы Стирг улыбался и разъяснял: конечно, помогать надо всякому, попавшему в беду, несмотря на цвет его тофа. Это долг и обязанность не только служителей богов — но и всякого доброго человека. Но люди слабы и ленивы — и трудно требовать от них совершенства. Потому хорошо уже то, если они будут исполнять хотя бы эти несложные заповеди…
Стирг пришел утром. Шенн поднялся с постели — он почти не спал в эту ночь.
— Умойся, ученик, — неожиданно мягко проговорил мастер. — И приготовься. Сегодня особенный день.
И вот они вошли в храм. Рано утром людей в храме не было — лишь двое нищих спали в углу на куче тряпья. Еще один обычай Арнира: человек, не имевший дома, мог жить в любом из фагирдаров, в обмен на ночлег и еду выполняя несложную работу в храме и его садах.
— Подойди сюда, — Стирг встал подле огромного, на три локтя выше человека красного шара — символа луны Игнира. — Прикоснись к оку, очисти разум и говори с богом, как должно.
Как должно — это значило: в душе. Ибо слова могут быть лживы, мысли же не лгут, а Шенн знал, что боги слышат мысли так же легко, как люди — речь.
Он прислонился лбом и ладонями к камню. Попытался представить Игнира, младшего из богов, буйного, опасного, любителя огня и покровителя воинов… Шенн взывал к нему и просил ответить. Просил принять к себе и подать знак. Бог молчал.
Шенн оторвал ладони и вопросительно взглянул на учителя.
— Теперь подойди сюда, — Стирг указал на следующий, желтый шар Алгора. Шенн повиновался. — Молись.
— Мастер, а если…
— Молись! — жестко прервал наставник. — И чувствуй. Не размышляй!
Алгор был средним братом, старшим был Эльмер, но и их, и младшего Игнира в Арнире почитали одинаково. Несомненно, рожденные в луну Эльмера несравненно чаще поминали своего покровителя, но всякий арн помнил, что братья любят друг друга, и неуважение к одному обернется недовольством прочих.
Шенн молился. Через холодные ладони мысли проникли в каменное око Алгора, растворились в нем и ушли в душу бога. Алгор, повелитель ветров и стихий, неба, хаоса и зимы, слушал. Шенн взывал и ждал ответа. Бог молчал.