Проклятие любви
Шрифт:
– Ты оставишь работы здесь? – удивленно спросила Нефертити. – И в своем дворце тоже?
Аменхотеп задумчиво посмотрел на нее.
– Возможно. Прежде я не задумывался об этом, но как было бы хорошо жить и служить богу вдали от неприязненных глаз, – ответил он. – Давайте же помолимся.
Тихий гул толпы затих, и все выпрямились. Носилки опустили, чтобы дать возможность царственному трио сойти на землю. Прорицатель упал на колени, благоговейно снял золотые сандалии с ног фараона и положил их в свой сундучок. Прислужники наполнили курильницы, и, пока солдаты рассредоточивались вдоль процессии, носилки пронесли через площадку перед храмом и доставили во внутреннее святилище, где Аменхотеп взошел по ступеням и остановился, чтобы принять ритуальные поклоны от обеих женщин.
В последующие дни идея найти новое место для храма Атона окончательно завладела умом фараона, и он часто заговаривал об этом с Нефертити.
– Нужно, чтобы оракул Ра посоветовал подходящее место, – сказал он ей однажды, когда они прохаживались рука об руку вокруг озера. – Уверен, что он может найти достаточно святое место. Мы, конечно, должны держать наш план в тайне. Я не желаю обижать императрицу.
Нефертити взглянула в его обеспокоенное лицо.
– Вряд ли Тейе оскорбит возведение еще одного храма, – заметила она. – Все время что-то строится. Но если выбранное место окажется далеко от Фив, и ты решишь жить и поклоняться своему богу там, она действительно рассердится. – Нефертити потянула его за руку и остановилась, заступив ему дорогу. – Но это не важно, дорогой Аменхотеп. Что она сможет сделать? Ты фараон, и тебе нельзя противоречить. Я буду на твоей стороне, так же как и все управители и верующие!
Он взял ее лицо в ладони.
– Моя верная Нефертити, – тихо проговорил он. – Атон тронут такой преданностью. Многие придворные еще не готовы видеть в нем своего единственного бога, но в тебе нет ни капли сомнения, правда? Представляешь, как было бы хорошо – навсегда оказаться вдали от шума Фив, враждебности Карнака, порицания подданных?
– Я желаю этого больше всего на свете, – живо откликнулась она, шагнув в его объятия, – но если такое счастье случится, ты должен попросить оракула, чтобы он одобрил место подальше от Малкатты, иначе нет никакого смысла в строительстве нового дворца.
Они плавали вместе, бросали хлеб птицам и смеялись над выходками мартышек, но за хорошим настроением мужа Нефертити чувствовала озабоченность. Вскоре он вернулся к теме их недавнего разговора. Они пошли в детскую и играли с Мекетатон и Бекетатон, пока Сменхара сидел в углу, помогая Мериатон нанизывать бусины.
– Предположим, я действительно изменю местоположение, – снова обратился он к Нефертити под возбужденные возгласы царевен, которых он угощал липкими сладостями. – Это будет означать огромное неудобство для всех иноземных посольств, размещенных в Малкатте, не говоря уже об управителях, которым придется проделывать долгий путь, чтобы увидеть меня. Было бы лучше… – Он помедлил, усаживая обеих малышек к себе на колени.
– Было бы лучше перевезти всю столицу Египта, – закончила за него Нефертити. Она посмотрела на Сменхару и Мериатон, поглощенных своим занятием. – Я согласна.
Аменхотеп мягко потянул свое золотое ожерелье изо рта Мекетатон.
– Я не смогу осуществить это, – прошептал он Нефертити поверх головок дочерей. – Мать откажется со мной разговаривать.
Нефертити сделала знак нянькам, поджидавшим на почтительном расстоянии, чтобы не слышать разговора, и громко протестующих царевен взяли с колен отца и унесли.
– Ты слишком долго жил в страхе перед императрицей, Аменхотеп, – тихо увещевала она его. – Она хочет, чтобы Египет навсегда остался в ее руках. Но ты – Атон, прекрасный бог. Она не может противостоять тебе.
Аменхотеп печально улыбнулся.
– С тобой я чувствую себя таким сильным, Нефертити. Ты пойдешь к оракулу вместе со мной?
Нефертити поднялась.
– Почту за честь. А теперь пойдем, поговорим с Мериатон, которая тоже ждет твоего внимания.
Немного пошутив с дочкой, Нефертити поднялась, глядя, как фараон вежливо восхищается ожерельем, которое собрали Мериатон со Сменхарой, и размышляя. С оракулом нужно посоветоваться как можно скорее, пока Аменхотеп не утратил мужества, – думала Нефертити, – и надо сообщить ему, что я снова беременна. Эта новость еще больше сблизит нас. А авантюра, которую мы затеваем, чудесна, и если все пойдет хорошо, я, наконец, смогу вывести его из-под влияния императрицы. Тогда и посмотрим, кто правит Египтом.
Объявление было сделано в середине прохладного, со свежими всплесками ярких красок, месяца фаменос, когда во влажных от росы цветах жужжали пчелы, свежие всходы покрывались рябью от ветра и игривость новорожденных детенышей разного зверья вселяла оптимизм даже в самых пресыщенных придворных. В приемные часы Тейе и Аменхотеп сидели под сенью огромного золотого балдахина. Нефертити занимала небольшой серебряный трон, стоявший слева у ног фараона, ее длинный, до талии, парик был расшит лотосами из розового кварца, и виноградная лоза с мелкими серебряными листочками обвивала кобру, венчавшую ее голову. Нужно было выслушать огромное количество докладов и принять множество посланников, но, в конце концов, прием подошел к завершению.
Взглянув на Аменхотепа и увидев, что тот смотрит перед собой, Тейе подняла руку, давая знак заканчивать процедуру, когда сын внезапно встал. Наступила тишина.
– Я принял два решения, которые затронут вас всех, – быстро сказал он, крепко сжимая крюк и цеп, скрестив их на своем обвисшем животе. – Я говорю с вами как Атон Славный. Дух Ра повелел мне выбрать новое имя. Старое содержит в себе имя ложного бога, и я отрекаюсь от него. Впредь я буду именовать себя Неферхеперура Уаэн-Ра Эхнатон – Действенный Дух Атона. Свою царицу я нарекаю именем Нефер-неферу-Атон – Прекрасны Совершенства Солнечного Диска, как знак моей любви к ней и ее верности нашему богу. Вестники, писцы и иноземцы, примите к сведению.
Никто не пошевелился. Царевичи и вельможи замерли в полной неподвижности, все глаза были прикованы к фараону. Тейе заметила, что он искоса взглянул на нее, потом снова воззрился на собравшихся.
– Мое второе решение так же бесповоротно. Я переношу столицу Египта и местоположение правительства из Малкатты в место, выбранное богом, которое находится в четырех днях пути отсюда вниз по реке. Фивы, Карнак, Малкатта – это все места, насквозь пропахшие ложью и фальшивой религией. Атон желает, чтобы его дом принадлежал только ему одному. Завтра я покидаю Малкатту, чтобы обозначить священными канатами границы нового дома.
Протяжный глубокий вздох недоверия пронесся по всей зале, после которого воцарилась мертвая тишина, потом один из жрецов солнца хлопнул в ладоши. Его товарищи подхватили, одобрительно смеясь и распевая, и вскоре придворные осознали, что целесообразно последовать их примеру. Аменхотеп стоял с улыбкой на устах. Он поднял крюк и цеп.
– Живущие в истине, добро пожаловать в мой новый город, – провозгласил он. – Это рассвет новой славной эры Египта. Тьма ложных верований осталась в прошлом. – Он торопливо сошел с трона, взяв Нефертити за руку, прошествовал между благоговейно распростершимися ниц подданными, и покинул зал.