Проклятие мертвых Богов
Шрифт:
– Мы будем наготове, брат.
– Я вернусь с наступлением ночи. – Рис подхватил посох и поднялся на ноги. – Спасибо за обед.
– Тебе не нужно никуда идти, брат. Лучше останься и отдохни. Ты выглядишь совсем измученным.
– Мне бы очень этого хотелось, – сказал монах совершенно искренне. Покой, царящий в этом месте, был настоящим бальзамом для его израненной души. – Но я должен еще раз встретиться с капитаном корабля, попытаться убедить его взять нас на борт.
– Он считает, что кендер на судне к несчастью, – бодро сообщил Паслен. – Я сказал ему, что со мной путешествие станет по-настоящему интересным. Я видел, как души нескольких покойных матросов бродят по кораблю, и сказал ему, что они хотят с ним поговорить. Но он почему-то не захотел их выслушать. И ужасно рассердился, когда я упомянул о мятеже и о том, что он приказал всех их вздернуть на рее. Мне кажется, они до сих пор испытывают к нему неприязнь.
Рис взглянул на Патрика и кашлянул:
– Наверное, вы не захотите, чтобы кендер и дальше оставался с вами…
– Напротив. Он очень помог нам сегодня.
– Он может заодно побелить и пол, – добавила Галена, поглядев на белые следы.
Рис посвистел Атте, которая неохотно оставила кость.
– Я сохраню ее для тебя, – пообещала жрица. Она подняла кость и положила на буфет. Собака проводила ее движение внимательным взглядом.
– Брат, – сказал Патрик, идя с Рисом к двери, – может быть, тебе стоит попросить помощи у жреца Зебоим? Он обладает огромным влиянием среди капитанов. Они послушают его, а он более чем охотно послушает тебя.
– Отличная мысль, Праведный Сын, – согласился Рис. – Благодарю тебя.
– Мы будем молиться о тебе, брат, – произнес жрец, когда монах с собакой выходил.
– Помолитесь об этой молодой женщине, – сказал Рис. – Ей ваши молитвы нужны больше.
Патрик стоял в дверном проеме, глядя, как Рис шагает по улице. Посох монаха стучал по булыжникам. Черно-белая собака бежала рядом.
Жрец в задумчивости вернулся в дом.
– Куда ты идешь, дорогой? – спросила Галена.
– Перемолвиться словечком с Мишакаль, – ответил он.
– Об этой молодой женщине?
– О ней мы и сами сможем позаботиться. – Патрик посмотрел в окно и увидел, как Рис с Аттой заворачивают за угол. – А вот другую проблему в силах разрешить только Богиня.
– О чем ты говоришь? – удивилась его жена.
– О потерянной душе, – сказал Патрик.
Глава 4
Рис серьезно обдумал совет Патрика навестить жреца Зебоим. Но в итоге решил идти к капитану сам. Ему не хотелось быть обязанным Зебоим еще сильнее, чем он уже был, – во всяком случае, по ее мнению. По правде говоря, он сделал для нее гораздо больше, чем она для него.
Ему пришлось прождать много часов, поскольку капитан судна, готового отправиться в путь, – человек занятой, у него нет времени на разговоры с возможными пассажирами, особенно такими, кто не в состоянии оплатить проезд. Полдень наступил и прошел. Наконец, гораздо ближе к вечеру, капитан сказал Рису, что может уделить ему несколько минут.
В итоге монах убедил капитана взять его с Аттой на борт корабля. Но в отношении Паслена тот был категоричен. Кендер на борту к несчастью. Все это знают.
Рис подозревал, что капитан только что сам выдумал этот предрассудок, но все его возражения пропали впустую. В конце концов, пришлось, хоть и с большой неохотой, согласиться оставить кендера на берегу.
– Мы будем скучать по Паслену, верно, Атта? – сказал Рис собаке, когда они шли обратно к Храму.
Атта посмотрела на него теплыми карими глазами, махнула хвостом и придвинулась ближе. Она не понимала его слов, зато прекрасно чувствовала по тону, что хозяину грустно, и делала все, что могла, стараясь его утешить.
Рис действительно будет скучать по Паслену. Он трудно сходился с людьми, находил успокоение в обществе других монахов, но среди них у него не было ни одного настоящего друга. Он не нуждался в друзьях. У него были его собака и его Бог.
Рис потерял Бога, лишился братьев, зато нашел друга в кендере. Оглядываясь назад, на последние мрачные недели, монах вдруг отчетливо понял, что не сумел бы зайти так далеко, если бы не Паслен, чья жизнерадостность и нескончаемый оптимизм поддерживали его на плаву, когда черные воды уже были готовы сомкнуться над головой. Храбрость кендера и, как ни странно это звучит, если речь идет о кендере, его здравый смысл помогли им обоим остаться в живых.
– Жрецы Мишакаль его приютят, – сказал Рис Атте. – Эта Богиня всегда питала слабость к кендерам. – Он глубоко вздохнул и покачал головой. – Тяжело будет убедить его остаться. Нам придется ускользнуть, пока он спит, сбежать раньше, чем он поймет, что происходит. К счастью, корабль уходит с приливом, а значит, рано на заре…
Задумавшись о Паслене, Рис не обращал особенного внимания, куда он идет, и вдруг понял, что свернул не в тот переулок. Эта часть города была совершенно ему незнакома. Ошибка обеспокоила его, и беспокойство переросло в настоящее волнение, когда он осознал, что уже довольно поздно, гораздо позже, чем он думал. Небо было залито розовым светом, солнце почти коснулось городских крыш. Люди вокруг спешили по домам к ужину.
Испугавшись, что опоздает на встречу со жрецами и городской стражей, Рис поспешно зашагал обратно тем же путем, которым пришел. Ему несколько раз пришлось спрашивать дорогу и у прохожих, но потом они с Аттой снова оказались на улице, ведущей к Храму.
Монах быстро шагал вперед, Атта трусила следом. Рис почти не смотрел, куда идет. Он понял, что не заметил чего-то, когда Атта попыталась заставить его свернуть с дороги, всем весом, навалившись ему на ногу. Собака часто так делала, потому что монах, погруженный в медитацию, запросто мог наткнуться на дерево или свалиться в ручей, если бы она его не пасла.
Ощутив, как собака прижалась к ноге, Рис поднял голову и взглянул прямо на яркий фонарь. Свет его ослепил, он не сразу рассмотрел, в кого только что едва не врезался, увидел только, что это группа человек из шести.
Он неловко шагнул в сторону, чтобы не столкнуться с возглавлявшим шествие человеком, произнеся сокрушенно:
– Прошу прощения, сударь. Я очень спешу, поэтому не заметил…
Его голос затих. Дыхание перехватило. Глаза привыкли к свету, и он совершенно ясно увидел ярко-оранжевые монашеские рясы и розы, символ Маджере.