Проклятие морфид
Шрифт:
– Во сколько начинаем?
– спросил Санька.
– Как обычно, в полчетвертого утра, пока они крепко спят и пускают слюни на подушку, - сказал Жаба.
Покачивая стакан в руках, Жаба медленно тянул из него чистый джин через тонкую прозрачную трубочку, пока не послышалось громкое шипящее бульканье. Он поставил стакан на стол, отметив про себя, что неплохо бы вытереть везде отпечатки пальцев, когда все закончится. Да и Санька как-то странно смотрит, - чем-то недоволен, однозначно. Недовольство следовало пресекать на корню, пока оно не разрушило все дело. Любая ошибка грозила скамьей подсудимых. А предательство и вовсе - могилой.
– Поехали, - сказал он, включая планшет.
– Начнем чуть раньше.
– Жаба провел толстым пальцем по циферблату больших позолоченных часов “Rolex”, купленных за два бакса в переходе метро. Они показывали три часа двадцать одну минуту.
3
Докладывал министр внутренних дел, Президент слушал вполуха, поглощенный собственными тяжелыми мыслями. Полтора часа назад приступ астмы, застигнув его врасплох, едва не привел к смерти, помогла расторопность личного охранника, принесшего на руках бездыханное тело докторам, благо оборудованный по последнему слову медицинский кабинет, включающий, в том числе, огромный операционный зал, находился на том же этаже, что и кабинет. Круглосуточная дежурная бригада из лучших в стране врачей смогла довольно быстро привести его в чувство.
Чуть позже Андрей Ильич, личный доктор, сообщил, с трудом подбирая слова, что еще чуть-чуть, может быть минута или две, и мозг подвергся бы кислородному голоданию. Что могло привести... все знают, к чему. К уголовному делу на половину присутствовавшего в здании персонала. Именно этого они боялись больше всего, а не трагической смерти по причине закончившегося противоастматического аэрозоля.
Президент хотел было отказаться от присутствия на традиционном совете безопасности, но в последний момент приказал сообщить о своем участии: в конце концов, пойдет слух о пошатнувшемся здоровье Президента, а ему это перед грядущими выборами совсем ни к чему.
Преступность в стране его особо не волновала: до него лично она дотянутся не могла никак, поэтому он целиком доверял министру внутренних дел, который сыпал ворохом цифр об успешной раскрываемости.
– Но есть и проблемы, - продолжил генерал Гордеев.
– По центральным каналам телевидения прошло несколько выпусков о том, что граждане взбудоражены засильем телефонных вымогателей. Пенсионеров, пожилых людей, участников войны ловят на доверчивости и под предлогом возможного уклонения от ответственности за якобы совершенное преступление вымогают деньги, крупные суммы, которые старики несут за выкуп своих близких. Вернуть же украденное не удается... мошенники хорошо перестраховываются, используя недоступные нам каналы связи из-за границы.
Секретарь Совета безопасности кашлянул. Генеральный прокурор, вычерчивая на бумаге простенькую виселицу, сказал себе под нос:
– Получается, знают, что никто не будет искать мошенников... вот и действуют.
Все посмотрели на Президента. Повисла тяжелая пауза.
– В чем проблема?
– спросил Президент.
– Поймать не можете? Мне что ли их ловить?
– Никак нет, - сказал министр внутренних дел.
– След уже есть, на этой неделе думаем взять.
– Думаем... быстрее думайте! Не хватало еще чтобы они моим родственникам начали звонить.
Никто в огромном белом зале не понял, смеяться или плакать.
Генеральный прокурор нарисовал петлю вокруг круглой головы человечка, стоящего прямо под виселицей: на неровном кругляше вместо лица правильной вогнутой дугой застыла широкая улыбка.
4
– Господин Президент, вы желали меня видеть?
Президент, высокий, властный мужчина в спортивном костюме с национальной эмблемой страны стоял спиной к входной двери возле огромного книжного шкафа. Он пытался найти решение чрезвычайно важной для него проблемы, неожиданно возникшей вечером, перед совещанием по безопасности.
Министр внутренних дел, генерал Гордеев, в сером отглаженном костюме застыл на входе в президентский кабинет. Двери были распахнуты, но он не решался пересечь черту, глядя издали на Президента, сложившего руки за спиной и стоящего с высоко поднятой головой у необъятного книжного шкафа.
– Вы видели мою коллекцию бабочек?
– спросил наконец Президент, не поворачиваясь.
Собеседник Президента отступил ещё на шаг от воображаемой границы кабинета. К чему он клонит? Визит в полчетвертого утра из-за бабочки? Или что-то действительно серьезное?
Министр почувствовал, как деревенеют икры ног - плохой знак, свидетельствующий об излишнем напряжении. По его виску поползла тяжёлая капля пота. Он хотел ее смахнуть, но передумал, ощущая предательское скольжение на щеке.
– Нет господин Президент. Не имел чести.
Президент повернулся к нему лицом. Из разделяло метров десять-двенадцать, но Гордеев почувствовал, как наэлектризован воздух в кабинете. Высокий лоб Президента пересекла пульсирующая жилка: министра страдал дальнозоркостью и буквально видел перед собой с какой бешеной скоростью она билась. Тотчас он почувствовал, как его сердце наткнулось на непреодолимую преграду, замерло, руки похолодели.
– Не имели?
– Так вот. Пропала бабочка. Та, которую, между прочим, вы сами мне принесли недели две назад. Вечером, как вам должно быть известно, у меня случился приступ астмы и пока я отсутствовал, она исчезла из хранилища. Я не нашел ее.
– Что?
– Не веря своим ушам сказал министр.
– Пропала бабочка? В полчетвертого...
– он осекся, увидев, как побагровел Президент.
– Завтра в это же время она должна быть на месте, - сказал Президент.
– Делайте что хотите.
– Но здесь не моя юрисдикция, - сделал слабую попытку возразить министр.
– Теперь ваша, - отрезал Президент.
5
– Набирай, у меня все готово, - скомандовал Жаба.
Санек быстро нажал на кнопки заученного наизусть номера. Сигнал пошел через заграничный сайт, оттуда сквозь многочисленные фильтры и кордоны, препятствующие определению телефона и местоположения звонящего. Продрал напоследок горло, потом скорчил побитую физиономию и резко, со всей силы дернул себя за левый сосок. Гримаса боли прокатилась по его лицу, в глазах проступили слезы.