Проклятие рода
Шрифт:
– Юхан, умоляю, давай обойдемся сейчас без поэзии!
– Лодки были, как на ладони, а у наших пушкарей тлели фитили и каждый квадрат озера был давно пристрелен. Оставалось подправить прицелы, поднести фитили и… бух, - Юхан всплеснул руками, - выстрелить и разметать ядрами их суденышки.
– А те, что пришли с запада? – Катарина ничего не упускала.
– Ах, те… - Махнул рукой Юхан. – Они закинули было кошки на стену, начали взбираться по веревкам, но стража была наготове.
– И чьи же это были люди? Кто их послал? Удалось взять хоть одного в плен? – Катарина высыпала на Юхана сразу кучу вопросов.
– К сожалению нет. – Посетовал Юхан. – Те, что были на лодках, по всей видимости утонули. В ноябре вода, знаешь ли, моя дорогая, весьма холодная. Наши люди продолжают собирать
– Ну а те, те, которые пришли с запада, они же с земли нападали?
– Тех взять живыми тоже не удалось. Дрались, как черти, перебили немало стражников, но сами пали в бою.
– И теперь мы ничего о них не знаем! – Пришла очередь королеве всплескивать руками.
– Ну почему же… Есть кой-какие предположения…
– Какие?
– Двое весьма похожи обликом на московитов. У третьего же найдены бумаги на имя, - король еще раз сверился с своими данными, - Иоганна Шварца, купца из Любека. Но кое-кто опознал в нем Ханса Дитрексена, одного из капитанов того самого Роде, что сидит сейчас в Копенгагене под замком.
– Роде! – Выдохнула королева. – Корсар московитского Иоанна. Значит, это были московиты! Ты уверен?
– Осмотр других трупов, что удалось найти, ничего не дал. – На лице Юхана появилась улыбка.
– Если там был Дитрексен, то прочие - его команда. Чему ты радуешься? – Недовольным тоном спросила королева.
– Мы никого не взяли на озере, но ведь оставался еще корабль…
– Почему ты сразу не сказал! – Катарина явно разозлилась на мужа.
– Просто не успел. Да и выяснилось это совсем недавно. Нужно было проследить весь их путь. Откуда они пришли к Эрбюхусу, на чем…
– И?
– И нашли. На рейде деревни Эрнес стояло одинокое судно. Они сошли с него, наняли повозки и… далее я тебе уже рассказывал. На судне оставалось три человека. Штурман Петер Хазе, кстати их посудина тоже называется «Хазе» – «Заяц», с ним два шведа. Штурмана застать врасплох не удалось. Он погиб. А шведов мы взяли и подвергли допросу. Наш Микаэль Хольт истинный мастер своего дела. У него глухонемые развязывают язык. – Усмехнулся довольно Юхан.
– Они пришли из Нарвы. Среди них был один московит, выдававший себя за купца. За освобождение Эрика им был обещан бочонок золота. В цехинах! – Король поднял вверх палец, подтверждая огромность суммы.
– Девятнадцать человек ушли к Эрбюхусу, трое остались их ждать.
– Надо выловить все трупы и убедиться, что никто не выжил.
– Этим занимаются, не беспокойся, моя королева.
– И что теперь? - Катарина пристально посмотрела на мужа, стараясь поймать его блуждающий по кабинету взгляд.
– Теперь будет то, что должно быть. Эрик умрет! – Юхан остановил свой взор на королеве и произнес эти слова очень четко.
– Кого ты назначишь исполнителем воли – твоей и Высшего совета?
– Возможно, одного их тех, кто подписался под приговором Эрику.
– Одного? Кого же?
– Того, кому будет страшнее всех взять на себя эту миссию.
– Почему?
– Мерой для человека служит минута, когда он противостоит самому себе, сопротивляется собственным внутренним голосам, говорящим, что они правы, а он не прав. Кто же здесь подскажет несчастному правильный ответ? Только тот, кого человек боится больше всего. Кто боится меня больше Эрика, кто искренне ненавидит его, тот и переступит через убийство, тот его осуществит. Тем более, я не требую кровопролития, всего лишь подсыпать нужный порошок и проследить, что он подействовал.
– Тот, кто пытается изменить мир и стать великим, не может ли ошибаться в своем выборе? Все ведь дело в людях, которым доверяется исполнение. Юхан, достаточно философствовать!
– - Ты, конечно, права, моя королева, - он поднялся, наклонился и нежно поцеловал Катарину в лоб, - но все стоящее всегда приходится делать перед лицом некой опасности. Главное, в размере… - королева подхватила, - в размере и степени угрозы, исходящей от опасности, ее правильная оценка.
Король улыбнулся в ответ.
– Я думаю, все закончится благополучно. Эй, - распорядился, - пригласите ко мне, скажем, на завтра следующих знатных господ: Пера Брахе, Туре Эрикссона
– Отчего?
– Он был казначеем. – Весело рассмеялся король. – Кому, как не казначею бояться больше всего своего короля. Из казны всегда приворовывают. Оттого и пребывают в страхе.
– Но все-таки… - Королева приподняла вопросительно бровь. – Я неплохо знаю своего супруга и подозреваю, что твой выбор уже сделан.
– Ты удивительно догадлива и мудра, моя любимая женщина. И как всегда права!
– Так на кого пал твой выбор? Признавайся!
– На Клауса Окессона Тотта!
– Штатгальтера Финляндии? Но… - Лицо Катарины выражало полное недоумение. – Поясни, пожалуйста.
– Давайте, порассуждаем, ваше величество. – Король с удовольствием потянулся, устроился поудобнее в кресле, сложив руки на животе и мечтательно уставился в потолок, дабы его ничего не отвлекало.
– Итак, Пер Брахе. Стар, женат на родной тетке Эрика. Поднимет ли руку на племянника? Ты возразишь, что сам Эрик хотел приговорить Пера? Согласен, хотел. Но желание осталось лишь намерением, не преходящим в содеянное. Слова не суть, которая кроется именно в поступках. Итак, насчет первого у меня сомнения. Кто там у нас следующий? Бьельке? Туре и Ходеншильд. Дядя и племянник. Себе на уме, хитры, как лисы, особых личных счетов в Эрику не имеют. Опять сомнения. Густав Аксельссон Банер… Его родственник избежал смерти по непонятной прихоти Эрика, впрочем, как и мой дядя Стен, нелепо погибший при занятии Стокгольма.. На Банера у меня другие виды, об этом поговорим после. Остается Эрик Густавссон Стенбок. У него есть, конечно, личные счеты к Эрику – ведь он казнил его родного брата Абрахама, но…, - король изредка посматривал на супругу, но Катарина, сведя вместе густые черные брови и наморщив лоб все время внимательно слушала Юхана, даже не пытаясь прервать его речь, - но его сестра, - продолжал Юхан, - которую мы когда-то называли «вдовствующей королевой», простила Эрику смерть брата. Причин, на мой взгляд, две. Эрик пощадил ее отца – старого Густава Стенбока, это во-первых, а во-вторых Абрахам во всем сознался, (можно сказать, нас с тобой предал), и казнен был в полном соответствии с законами нашего королевства. Сейчас у бывшей «вдовствующей королевы» и одновременно моей мачехи какие-то имущественные тяжбы с братом Карлом, да и потеря статуса первой дамы королевства…, я не думаю, что Катарина Стенбок видела в коронованной простушке Карин Монсдоттер серьезную соперницу при дворе…, все это не прибавило ей любви к нашему семейству. Поэтому, поручать столь важное и решительное действие кому-то из Стенбоков я бы воздержался. А Тотт… солдат, которого постигла досадная неудача и смещение с поста командующего, совершенно кстати, только что прибыл из Финляндии, он получит приказ, выполнит его, в надежде на полное прощение и забвение, доложит об исполнении, доставит тело усопшего, и… вернется к себе.
Судя по молчанию королевы, она одобрила все, что только что услышала от супруга. Поэтому из ее уст прозвучал единственный вопрос:
– Где ты думаешь похоронить Эрика?
– Все просто и скромно – под полом собора в Вестеросе.
Клаус Окессон Тотт еще три года назад командовал всеми войсками в Ливонии, не раз успешно сражался с московитами и потерпел одну единственную неудачу при осаде Везенберга. Три штурма и все безуспешны. Мало того, шведы умудрились перебить полторы тысячи шотландцев, нанятых на службу. Командующего отстранили, прислали вездесущего француза де ла Гарди, а Клауса, хоть и оставили для вида в Высшем королевском совете, но отправили наместником - штатгальтером в Богом забытую Финляндию, откуда он и прибыл по зову Юхана, выполнил то, что ему было приказано и подтверждено членами Высшего совета и ныне стоял навытяжку перед королем в его кабинете. Поручение было неприятным. Тотт привык смотреть в лицо врагу, а его заставили участвовать в отравлении. Да еще кого! Клаус не питал симпатий к покойному ныне Эрику, но все-таки, он был законным королем Швеции, законным наследником и сыном самого Густава Вазы.