Проклятие рода

Шкваров Алексей Геннадьевич

В крохотной комнатке, что им отвели для постоя, уже прибиралась ворчливая жена хозяина, по всему это и была Брита, о которой обмолвился кузнец. Из всей обстановки – два топчана, грубо сколоченные небольшой столик и табуретка. Царил полумрак, дневной свет едва пробивался через мутное маленькое окошко, затянутое бычьим пузырем, от трепещущего огонька свечи тоже толку было мало.

– Тюфяки свежей соломой набила! – Буркнула старуха, даже не посмотрев на гостей.
– Если есть хотите, то подходите на кухню. Что-нибудь найдется.
– Словно они тут все сговорились разговаривать, повернувшись спиной к собеседникам.

– Да мы устали, хозяйка, спать ляжем, а вот с утра не откажемся. – Отозвался

Федор.

– Как хотите. – Невозмутимо кинула старуха и не прощаясь удалилась.

Оставшись наедине, Шелковников поудобнее улегся на свой топчан, будто собираясь провести на нем всю ночь. Дитрексен присел на край своего тюфяка, подумав про попутчика, чего разлегся, коль в ночь выходим. На что сразу получил ответ:

– И тебе не мешало бы отдохнуть. Эту ночь, да следующую, шпионить будем. (Вот, черт, - подумал Ханс, - он, что и мысли читать может?) Кстати, моряк, - Федор перевернулся на бок, оперся на согнутую руку, - ты в лесу-то бывал? Скажем, на охоте?

– Нет! – Мотнул головой капитан. – Сколь себя помню. Иногда, кажется, что я и родился в море.

– Плохо это! – Заключил Шелковников и вернулся в исходное положение на спину, руки подсунув под голову, потянулся и уставился в потолок. – Пойдем след в след. Я первым, ты за мной. Ни одной сломанной ветки, ни одной потревоженной птицы. Как мыши, в полной тишине. Сумеешь? – Скосил глаз на Дитрексена.

Ханс буркнул:

– Постараюсь.

– Да уж, постарайся, мил человек. – Подхватил московит. – Заодно и свечу гаси.

Дитрексен задул свечу и последовал совету, улегся, не раздеваясь, только лицом повернулся к стене. Незаметно для себя задремал, но тут же получил пинок в спину.

– Пора! Поднимайся! – Послышался шепот московита. – С этой минуты ни звука.

Серость наступившей белой ночи разом проглотила две фигуры, выскользнувшие из флигеля и устремившиеся в лес. Дитрексен старался четко следовать указаниям московита, но порой из-под его ноги раздавался слабый треск незамеченной опавшей сухой ветки. Федор замирал, оборачивался, шипел по-змеиному и грозил кулаком. Они останавливались, вслушивались в тишину ночи, беззвучно вдыхая влажный запах подлеска, после московит подавал знак идти дальше. Иногда им на пути встречались большие поваленные березы и сосны, с вывороченными корнями. Здесь им приходилось буквально проскальзывать между огромных веток, прижимаясь всем телом к стволу. Лес был по-прежнему во власти белой тени, но заполнился райскими ароматами земли, по ходу заметно усиливалась влажность, означавшая близость большой воды. К середине ночи они вышли к озеру. Им повезло лес подступал мелким кустарником прямо к берегу, переходя в высокие заросли камыша. Осторожно раздвигая рукой стебли, после придерживая и передавая их из рук в руки Хансу, Шелковников продвигался вперед. Легкий ветер дул им в лицо, он же относил все запахи в сторону, не позволял собакам, если таковые имелись в замке, учуять чужаков, а шуршание камышей заглушало все другие звуки. Им повезло. Они вышли слева от Эрбюхуса. Замок просматривался отлично.

– Молчи и все примечай: этот берег, другой, стены, башни, пушки, часовых, высоту, ширину. Пусть здесь, - Федор постучал пальцем по виску, - все отложится. Мелкое, большое… Все! Твой взор моряка тебе поможет. После, когда вернемся, обсудим, кто и что запомнил.

Справа черным утесом высился замок. Крепостная стена прямоугольная, сложена из крупных валунов, на ней видна одна круглая башня одной высоты со стеной, смотрит на норд-ост, вторая по диагонали смотрит на зюйд-вест. Два других угла крепости без башен. Центральная башня в три этажа, не меньше, расположена не по центру, а сдвинута в сторону озера, на норд-вест. Стены оштукатурены, но есть вкрапления больших камней, на крыше башенка и по углам высокие

дымовые трубы. Сам замок выглядел нелепо, будто на небольшой столик взгромоздили несуразный по высоте ящик из камня. Фигуры часовых виднеются на круглой стеновой башне, с нее просматриваются два участка стены, остальных не видать, или прячутся за стенами или где-то есть караульное помещение. Дитрексен прикинул в уме высоту стен и башни, исходя из роста видимых ему часовых. Лая собак не слышно, возможно, без них обходятся. Противоположный западный берег так же зарос камышом. Чернелась рыбацкая лодка, видно, кто-то вышел на ночной лов.

Возвращались обратно с рассветом, спинами ощущая первое тепло солнечных лучей, пробивавшихся сквозь ветви. Лес потихоньку просыпался. Запели, защебетали первые птицы. Дитрексен заметил сбежавшую к ним по ветке белку. Зверек вытянул мордочку, разглядывая путников, но тут же скрылся, поняв, что никакой еды они ему не дадут. Когда вернулись в усадьбу Бьернсона, солнце поднялось, но стояло еще низко, оставляя в тени их флигелек. Они уселись на вросшую в землю низкую лавочку и тихо стали обсуждать ночные наблюдения, дожидаясь, когда хозяева позовут их к завтраку.

– Камыши на другом берегу видел?

– Видел.

– Подходить и отходить водой будем.

– Почему? – Удивился Ханс. – На воде, как на ладони. Стража вмиг заметит.

– Это сейчас. – Согласился московит. – А осенью туманы сплошные. Ни зги не видно. Весла ветошью обмотаете, проскользнете, как нож по маслу.

– Откуда знаешь?

– Тебя сморило вечером, а я вышел, старик еще работал. Слово за слово – разговорились. Ему ж одиноко. Потолковать не с кем. Не со старухой же своей. Было у Бьернсона два сына. Один при короле Густаве в войне с нами сложил голову, другого ваши убили при короле Эрике. Так что к своим правителям старик теплых чувств не испытывает, ну о нас с тобой и говорить не приходится… - Усмехнулся московит.

– Я не датчанин, я норвежец! – Вдруг возмутился Дитрексен.

– А что норвежцы не за датского короля дрались со шведами? – Удивился Федор и продолжил.
– На той стороне, - Шелковников глядел прямо перед собой, покусывая травинку, - одна лишь усадьба. Прозывается Шиннар. Живет там одна семья рыбаков – Юханссоны. Это их лодку мы видели ночью. Старшего зовут Свен, его жену Гудрун, сыновья Якоб, Оке, Эдвин. Первые два женаты. Невестки Петра и Мария. Ну и детишки у них. Пять или шесть. Перебьете всех. – Буднично произнес московит, даже не повернув головы, словно речь шла не об убийстве невинных, а о чем-то незначительном, пустяшном.

– Детей-то… - Начал было, но не договорил капитан. Замолк, опустив голову и надвинув на глаза шляпу.

– Ты, Дитрексен, мало крови пролил невинной? Совесть проснулась? Успокой ее тем золотом, что получишь. Тот, кто сидит в замке, стоит сотен, а может тысяч убиенных, ибо война идет, а с его, да Божьей помощью, может прекратиться Дошло до тебя, «праведник» в обличье морского вора? – Рассмеялся Шелковников. Продолжил таким же тихим спокойным голосом. – Глянь, дымок появился из трубы. Знать, хозяйка покормит скоро. – И без заминки к прежнему разговору вернулся. – Стены легко возьмете. Вам морякам привычно карабкаться по вантам. Высоту заметил?

– Стена семь-восемь человечьих ростов, башня повыше будет – пятнадцать-шестнадцать. – Ответил Дитрексен, не подняв головы.

– По часовым просчитал? Верно. Не выше грот-мачты. Заберетесь. Охрану перебить, только тихо, не понимая шума. Зацепиться за дымовые трубы и наверх. С какой стороны думаешь стену брать?

– С норда или оста. Центральная башня ближе всего к этим стенам подходит.

– Снова верно мыслишь. Разделиться вам надобно будет. Одних ты поведешь отсюда, дорога до замка тебе ведома, других… Кому, капитан, доверяешь?