Проклятие темной дороги
Шрифт:
Кровь текла и текла.
Рядом с мальчишкой на коленях стояла Канта. Ее руки были испачканы кровью. Канта плакала.
— Что случилось? — спросил Гартан.
— Мальчишки, — сказал стражник. — Я услышал шум наверху, они вроде как спорили…
— Он хотел напасть на инквизитора, — всхлипнув, сказал Щенок. — А мы… мы хотели его остановить. Он ударил… Вот, Смышленыша ударил, тот ответил… я попытался вмешаться, госпожа сказала, чтобы мы не смели перечить инквизитору… Я Смышленыша схватил за руку, а он… он стал вырываться, я отпустил, а он… наверное, поскользнулся.
— Насмерть, — сказал стражник. — Высота какая… Сразу — насмерть. Его вынести нужно, а то сейчас кровь затопчут… Вы бы велели, ваша милость…
— Да. Всем выйти… — Гартан подошел к Канте и положил ей руку на плечо. — Выйдите все.
Люди пошли к выходу, старательно обходя кровавый ручеек на полу.
— Тело нужно унести, — тихо сказал Гартан.
— Да, я знаю, — ответила Канта, продолжая гладить мертвого мальчишку по щеке. — Я знаю. Я вернусь в зал. Мне нужно побыть одной. Я хочу побыть одна…
Канта всхлипнула.
— Тебя проводить?
— Не нужно. Со мной все в порядке. Я выдержу. — Канта встала и, не оборачиваясь, пошла наверх.
— Нехорошо, — проскрежетал Фурриас, когда Канта ушла.
— Что — нехорошо? — Гартан резко повернулся к инквизитору. — Что нехорошо? Что пол испачкали? Что вас отвлекли от ваших розысков?
— Нехорошо, что свежая кровь пролилась в замке. Очень нехорошо…
— Для кого?
— Для нас всех. Я был в подвале, осматривал ваши артефакты… Они и так светились сильнее, чем должны были. Но когда умер это мальчик… когда его кровь попала на камень… Черные артефакты просто полыхнули… Это жуткое зрелище — черный огонь. Сейчас в подвале этой башни полыхает черное пламя. И лучше никому, кроме меня… и вас, туда не входить. И лучше бы всем покинуть замок. Если все так будет продолжаться, то люди…
Со двора донеслись крики. Гартан бросился наружу — дрались мальчишки-пажи. Дрались с остервенением и злобой, будто были не приятелями, а кровными врагами. И выглядело это так жутко в мечущемся свете факелов, что люди стояли вокруг потрясенно и не вмешивались. Боялись вмешаться.
— Это ты виноват! — выкрикнул один мальчишка, нанося удар кулаком. — Ты его толкнул!
— Я не хотел… — Щенок отбил удар. — Я только хотел его остановить…
— Это ты, я же видел — ты. Ты специально это сделал… Я видел твое лицо… — Смышленыш снова ударил, попал в лицо. Брызнула кровь. — Ты улыбался, я видел… Ты ему завидовал, госпожа разрешила ему держать зеркало…
Смышленыш ударил и снова замахнулся. Он не видел, что Щенок держит в руке. И никто из окружавших их людей не видел. А когда заметили — было уже поздно.
Клинок кинжала вошел в живот Смышленыша.
— Вот так! — сказал Щенок. — Больше ты не будешь врать. Вот так.
Паж выдернул кинжал и ударил снова, в горло.
— Вот так! И вот так! И еще…
Кто-то из арбалетчиков бросился вперед, выбил у Щенка из руки оружие. Тот замер, недоуменно оглядываясь по сторонам. Потом взгляд его упал на лежащего на плитах двора Смышленыша.
Мальчишка будто проснулся, губы его дрогнули, по лицу
— Снова кровь… — прохрипел Фурриас. — Кровь… И еще…
С башни над воротами что-то крикнул дозорный. И что-то было в этом голосе такое, что все оглянулись и замерли.
Небо очистилось, и над головами висели Четыре Сестры, раздувшиеся, словно утопленники.
Женщина в толпе закричала. Гартан сжал кулаки.
— Времени у нас меньше, чем мы думали, — прошипел Фурриас. — Гораздо меньше. Я о таком даже не слышал. Даже предположить не мог…
Из-за стены донесся многоголосый крик.
— Коготь! — Гартан обернулся, высматривая сотника. — Коготь!
— Он людей поднимает, — сказал Лис. — Сказал, нужно слободу успокоить. А то такое начнется…
До утра никто не уснул. Егеря, арбалетчики и наемники метались среди домов слободы и успокаивали людей. Некоторых приходилось вязать, а двоих пришлось убить. Женщины голосили, матери пытались спрятать детей, старики молились… Скотина бесилась, десяток коров сломали ворота сараев и вырвались на улицу. Они неслись, не видя ничего перед собой, сбили с ног нескольких человек, добежали до ворот и бились в них, пытаясь проломить, пока стражники не открыли створки.
Когда наступило утро, солнечный свет в замок так и не попал. Солнце, встав из-за гор, почти сразу же скрылось за Четырьмя Сестрами. Люди видели вдали освещенные солнцем горы и лес, но замок и слобода оставались в тени.
Тень широкой полосой лежала от диких земель, через горы, к замку.
— Темная Дорога, — сказал Гартан, стоя на площадке донжона.
Отсюда было хорошо видно, как тень от Четырех Сестер застыла на земле.
— Которая ведет к Концу Мира, — проскрежетал Фурриас. — Но мне отчего-то кажется, что тень заканчивается на замке…
Голос вдруг прервался, превратился в сдавленный хрип. Гартан оглянулся — инквизитор стоял на коленях, сжимая голову руками, и хрипел.
— Что с тобой?
— Больно… — прохрипел Фурриас. — Больно… Вокруг все… все в черном… мы все горим в черном пламени… горим-горим-горим… нужно уходить… Если мы задержимся хоть на немного, то… черный огонь поглотит нас всех… Нужно бежать отсюда…
Судорога швырнула инквизитора на пол.
— Я… — выкрикнул Фурриас. — Я не понял… Не заметил…
Тело выгнулось, голова ударилась о каменные плиты.
— Сеть… Черная сеть была сплетена… это как ловушка… для людей… их сюда заманивали… заманили… чтобы… чтобы… — капюшон инквизитора сполз с головы, и Гартан видел обезображенное шрамами лицо, закатившиеся глаза, пену, кипящую в уголках рта. — Уводи всех людей, наместник! В дикие земли, на тракт, в пустоту… Здесь нельзя оставаться!
Гартан так и не смог заставить себя прикоснуться к бьющемуся в припадке Фурриасу. Стоял и смотрел, как извивается, корчится его тело и как течет кровь из разбитого о камни лица.