Проклятие темной дороги
Шрифт:
— Что? — спросил Барс и увидел глаза Сироты, в которых отражался огонь пожара. — Что такое?
Дрожащей рукой ополченец указал на опушку леса, туда, где был сельский погост. Барс глянул и подумал, что кто-то все-таки выбрался из обезумевшей деревни и пытается спрятаться на кладбище.
Но это были не спасшиеся. Это даже были не люди. Это не могли быть люди.
Ожившие мертвецы. Скелеты, покрытые остатками плоти. Трупы, лишь тронутые разложением, похороненные, наверное, недавно. Все они поднимались из-под снега,
Мертвецы шли медленно, раскачиваясь, издавая странные, ухающие звуки. Они шли к домам, к людям, убивающим друг друга на освещенном огнем пространстве, но жители деревни их не видели. Жителям Борков было некогда оглядываться по сторонам.
— Да что же это такое… — простонал Сирота, схватил лук, вытащил из сумки стрелу. — Надо же что-то…
— Уходим, — приказал Барс.
Это простое слово он смог вытолкнуть из себя только со второй попытки. Во рту пересохло.
Если сейчас по всей Последней Долине, на всех кладбищах творится то же самое? Если все люди Долины обезумели?
— В Семихатки! — закричал Барс. — Скорее в Семихатки!
Глава 9
Все время, пока сани ехали к замку, Гартан мучительно пытался придумать, что же делать дальше. Он дал слово. И теперь, если вдруг… Гартан оглянулся на дремлющую под шкурами Канту. Если вдруг окажется, что инквизитор…
Нет, не найдет доказательств, он не сможет ничего такого найти, потому что Канта невиновна, она просто не может быть виновата ни в чем подобном. Но если проклятый инквизитор все-таки потребует ее смерти? Что тогда?
Гартан застонал.
Он сам себя загнал в ловушку. Канта, зачем она подтолкнула его, потребовала обещания? Или другого выбора не было? Если бы он не дал клятву, то его жена уже была бы мертва? И он был бы мертв, лежал бы сейчас в снегу, вцепившись зубами в глотку мертвого Фурриаса…
А так они еще живы. И жива Канта, что еще важнее…
Ведь теперь все будет зависеть не от того, на самом ли деле Канта служит Хаосу, а от того, решит ли так инквизитор. Не примерещится ли ему в глазах Канты отсвет бездны. И не потребует ли он от Гартана выполнения обещания.
Гартан почувствовал, как судорогой свело живот.
Он должен будет своей рукой… Или нарушить свое слово. Впервые за сотни лет мужчина из его рода нарушит слово? А если и вправду — нарушит, что тогда? Что тогда скажет Канта? Простит его? Или бросит в лицо презрительное: «Лжец!» Она ведь на что-то надеялась, когда предлагала этот ужасный договор.
На что?
Она зачем-то променяла смерть там, у дерева, на смерть в замке. Она не думала уклониться от своей судьбы, на это Канта не способна. Тогда что?
Можно было спросить у нее самой, Гартан даже набрал воздуха в грудь, но Канта спала, и легкая улыбка блуждала на ее лице.
Сын.
Кровь бросилась Гартану в лицо.
Вот почему она так решила. Вот, что отличает немедленную смерть в лесу, от завтрашней или послезавтрашней смерти в замке. Она успеет родить. Может быть, она успеет родить и, умирая, оставит Гартану сына. Ради этого она заставила мужа поклясться. Она обещала подарить мужу ребенка и свое обещание сдержит.
Канта тоже не умеет врать.
Гартан почувствовал, как по щеке потекла слеза. Как в детстве, губы задрожали, дыхание прервалось, и Гартан всхлипнул. Держаться, приказал себе наместник. Держаться.
Она ведь смогла. Она думала не о своем спасении, а о спасении ребенка. Только об этом. И это значит, что Гартан должен сделать все, чтобы ребенок выжил. Канта поняла, что это сейчас самое важное.
Кочевые решили не уничтожать Долину. И это значило, что нужно только дожить до весны. Пережить зиму.
Он попытается убедить инквизитора, сделает все, что возможно и невозможно, но если не получится, если действительно придется убить… Сын. Гартану есть ради чего жить.
Есть.
Солнце еще не село, когда они въехали в слободу.
Стражники, пряча лица от ветра в воротники тулупов, открыли ворота, пропустили сани. Гартан натянул поводья и приказал пропустить инквизиторов. Пришлось повторить дважды — стражники даже попытались закрыть створку ворот перед конем Черного Чудовища.
Люди в слободе, завидев странную процессию, замирали потрясенно, женщины торопливо уносили детей в дома, а немногие мужчины, увидев инквизиторов, молча сжимали кулаки.
В замок всех пропустили без расспросов. Но Когтя предупредить успели, он встретил Гартана сразу за воротами.
— Зачем они здесь? — спросил сотник, когда инквизиторы проехали в глубь двора и спешились. — Что им здесь нужно?
Гартан молча помог Канте сойти с саней и повел ее в донжон.
Навстречу им бросились пажи и девчонки, но, увидев выражение лица наместника, молча шарахнулись в сторону.
— Пойдем в спальню, — шепнул Гартан Канте. — Тебе нужно поспать.
— Нет, — Канта покачала головой. — Я не хочу ложиться… Я хочу… я должна быть в зале. Там, в тронном зале. Я — хозяйка этого замка. Я — твоя жена. И я буду ждать приговора на троне, а не в постели… пусть он быстрее начинает свои поиски. Пусть допрашивает людей. Прикажи разжечь в зале камин.