Проклятие
Шрифт:
А Иноксион что-то проговорил на незнакомом языке, а за тем спросил:
— Это ведь тот самый щит. Щит из красной книги заклинаний, которую создал я сам.
— Да, — подтвердила она.
— Но эти заклинания слишком сильны. Я не смог овладеть кроме телепортации ничем, — пораженно сказал тот. — Как такое возможно?
— А ты нарушил половину правил, которые установил транс. Поэтому магия тебя отвергла и не дала тебе ими овладеть. Иначе последствия были бы слишком разрушительны.
— Последствия, — фыркнул тот. — А ты знаешь, какое могущество дают те заклинания?
— Меня
Иноксион, а так же половина пришедших в себя гостей ахнула, а Никон даже не удивился. Он прекрасно знал, что Кая ни когда не интересовалась такими вещами. Для неё это все было слишком далекое. Она не любила могущество и власть, наверное, по этой причине они сами к ней шли в руки:
— Кая, тебе случайно транс голову не повредил? — спросил Дантелион, сидящий на втором ряду.
— Дура она, вот и все, — сказала Маша, на что Кая лишь улыбнулась.
— Зачем мне это могущество? Кого мне им присмирять? Иноксиона? Так он и так наказан. Хранителя — нет. Ему я благодарна за все те знания, что вложил в мою голову. С остальными я как-то не враждую, и на меня ни кто не давит, — прикинула Кая.
— Кая, ты даже не понимаешь, какие там возможности! — воскликнул Иноксион. — Телепортация за секунду в любую галактику и это не предел! Мне понадобилось восемь лет, что бы овладеть ей!
— А что тут такого сложного? — вдруг спросила Олимпия. — Я, например, овладела ей за минуту.
— За минуту?! — воскликнул Иноксион так громко, что Олимпия отшатнулась от него.
— Зачем так сразу реагировать? — удивилась она.
— Да ты хоть понимаешь, как сложно овладеть этими заклинаниями! Да не каждый Маг Высшего Транса на такое способен!
— Я не понимаю, — покачала головой Олимпия. — Как ты мог овладевать им столько лет, если всего-то нужно научиться ловить нужный поток.
— Я три года учился видеть потоки, — сказала Маг.
— А я их всегда видела, — развела руками Олимпия. — Только я всегда видела красные потоки. Мама видит синие и фиолетовые.
— Даже так, — задумался маг. — Я вижу только желтые потоки.
— А разница? — поинтересовалась Олимпия.
— Вы ещё разведите тут полемику по поводу новых видов магии, — фыркнул Дантелион.
— Если надо — разведен, — отмахнулась Олимпия.
— Тогда не буду вам мешать, — сказала Кая.
— Простите, Кая, но я не понимаю, — перевел внимание Иноксион Артеди. — Вы ведь уже сняли проклятие. Разве рождение дочери не снимает проклятие?
— Снимает, — ответила Кая. — Но Никон все равно умрет в назначенный ему срок. Так что, от этого способа нет никакого смысла.
— Зачем меня спасать, если ты умрешь? — спросил Никон. — Зачем мне жить тогда?
— Ради дочери, — ответила Кая. — Ты ведь всегда желал, что бы у тебя была дочь. Вот тебе и шанс.
— А ты не думала, что мне кроме дочери нужна ты? — взбесился Никон. — Ты и никто больше! Ты не задумывалась, как мне было больно, когда я думал, что ты умерла?! Ты не думала, что я чувствовал все это время, находясь с тобой? Ты вообще о моих чувствах не думала!
— Возможно, я стала забываться, — не стала спорить Кая. — Но как бы ты не старался, Никон, тебе меня не переубедить. Все уже решено.
Кая сказало что-то на древнем языке. По пирамиде прошлась волна энергии и вошла Никону в грудь. Треугольник скрутила боль. В глазах все потемнело, и Никон упал на колени, задыхаясь от боли. Кто-то что-то закричал. Никон через кровавую пелену, закрывающую глаза, видел, как на красный щит обрушилась целая череда заклятий, которые разбивались об него, как волны о скалы. В этот момент Никон перестал понимать, где находиться, что вокруг происходит. Ужасная боль сковывало все тело. Хотелось просто, чтобы боль прошла. Сил, что бы закричать не было.
Новая волна энергии принесла облегчение, но боль так и не прошла. Никон стал различать, что заклинания, обрушивающиеся на щит, наносит не только Иноксион, но и Олимпия. Причем она не уступает по силе Иноксиону. Сил удивляться просто не было. Никон приложил все силы, чтобы повернуться в сторону Каи. Со второй попытки это ему удалось. Подняв глаза он с болью заметил, как Кая стояла бледная. Взгляд был отрешенно сосредоточенный. Она смотрела в фолиант и быстро шевелила губами. Никон не слышал её слов. Затем, она подняла взгляд на Никона. В нем он прочитал решимость идти до конца. Боль в треугольнике как-то померкла. Никону хотелось закричать, что бы она остановилась. Но он не успел.
Кая вдруг оказалась рядом с ним. Она наклонилась к нему и прошептала:
— Я очень люблю тебя, Никон. Прошу, позаботься об Олимпии.
Теплые, нежные губы прильнули к его губам. Сердце Никона забилось вдвое быстрее. И в этот момент произошло две вещи: ему в грудь что-то вонзилось, прямо в самое сердце треугольника, и третья, мощная волна боли ударилась в грудь. А затеи он почувствовал новую боль, которую не испытала до этого момента. Совершенно другую, не знакомую боль. Боль треугольника была всегда пассивная, мягкая и от этого ещё больнее. А эта же была совершенно иная, резкая. Она была не выносимая, что у Никона потемнело в глазах, но новые чувства начали обуревать его с новой силой. У него был шок от этой боли, он почти ни чего не соображал и упал на холодный пол. После этого он впервые за свою жизнь упал в обморок. Это была так удивительно, все черное, боль на время отступает и ни чувствуешь ни чего и ни чего не помнишь. Очень похоже на сон.
Эпилог
Никон очнулся. Он почувствовал, что спина затекла. Все тело болело странной, незнакомой болью. Болью резкой, грубой, и очень сильной в некоторых местах. Никон попытался сесть, но ни чего не получилось. С губ сорвался стон. Боль настолько поразила его.
— Куда встаешь? — послышался знакомый мужской голос.
Никон открыл глаза. Помещение он узнал сразу, потому что был здесь несколько раз. Это была одна из больничных палат в его замке. Небольшая комната, полная очень большого количества различной медицинской техники. Он повернул голову. Рядом сидел Иноксион. Это был все тот же молодой человек. Только выглядел он намного моложе, чем в прошлый раз. Лет на двадцать — двадцать два.