Проклятие
Шрифт:
— Что случилось? — спросил Никон.
Он плохо помнил, как оказался здесь. В помещении, тускло освещенном белыми лампами, кроме Иноксиона не было никого. Никон постарался вспомнить события, но в голове все было, как в тумане. Но вдруг из всего этого тумана у него в голове появилась одна яркая мысль!
— Кая! — подскочил он, невзирая на боль, которая прошла по нему.
— Успокойся, — уложил его снова Иноксион. — Я тебе сейчас все объясню.
— С ней все в порядке? Она жива? — для Никона это были все самые важные вопросы, не взирая на все его слабое состояние.
— Жива, — ответил
У Никона отлегло от сердца. Он лег и расслабился. Боль немного отступила, но уходить ни куда не собиралась.
— Я вообще хотел с тобой поговорить на счет твоей дочери — Олимпии.
— А что такое? — удивился Никон.
— Я её люблю, — ответил тот, удивив Никона.
Никон призадумался. С дочерью он в хороших отношениях, но не в таких, как отец и дочь. Ему нужно время, что бы понять, что будет для неё наилучшим вариантом, и как она сама отнесется к этому.
Никон внимательно вгляделся в этого человека. У него был ястребиный нос, зоркие карие глаза, взгляд которых был обращенные куда-то внутрь, выразительные ресницы, черные брови, сейчас обращенные куда-то внутрь. Жесткая линия подбородка. Глаза притягивали к себе внимание. Они были такие же необычные, как и у Каи, только более тусклые. У Каи же, они так и светились жизнью.
Этот человек, маг в трансе, который наложил когда-то давно проклятие на его род. Проклятие, за которое Никон, по идее, должен его ненавидеть. Никон и ненавидел его. Но он знал, что ненависть ни к чему хорошему не приведет, что она только делает больнее. Никон решил для себя давно, что каждое существо во вселенной имеет шанс на вторую попытку.
— Скажи, Иноксион, а в чем была причина, что ты наложил проклятие на своего брата? — поинтересовался Никон.
Он знал ответ. И все же он хотел услышать его от самого Иноксиона.
— Меньше всего я ожидал сейчас этого вопроса, — покачал головой тот.
— И все же?
— Довольно банальная причина, — пожал плечами тот. — Все из-за девушки.
— Она того стоила? — поинтересовался Никон, стараясь не выдавать своей осведомлённости.
— Я всегда считал, что да. Но это было до встречи с Олимпией, — тот улыбнулся. — Олимпия совершенно другая. Она такая обаятельная, нежная, понимающая.
— Ты мне зубы не заговаривай, — хмыкнул Никон.
— Я говорю правду, — возмутился тот. — Мне казалось, что я влюбился в ту девушку. Милана, так её звали. Тогда мне казалось, что она идеал. Я стал за ней ухаживать. Мы встречались. А потом она познакомилась с моим братом. И все, любви пришел конец.
— И ты решил наслать проклятие?
— Нет, — покачал тот головой. — Все обстояло немного по-другому. Из-за того, что она меня отвергла, я возненавидел их двоих. Тогда я и овладел трансом. Я стал самым сильным магом, которого все боялись и уважали. Даже Хранитель не мог мне ни чего противопоставить. А идею наложить проклятие мне подарил мой ученик.
— Галактион? — поинтересовался Никон, медленно переворачиваясь на бок.
Все терпеть такую боль он не привык.
— Я так не могу, — сжалился над Никоном Иноксион и через полминуты Никон был здоров как Хранитель. — Я с ним познакомился случайно. Хороший парень. Только немного сдвинутый.
— И в чём это выражалось?
— Ты бы бросил все и полетел сквозь всю Вселенную искать одну единственную девушку, имея всего пару рисунков, не ясные рассказы некоторых личностей, знающих от силы планеты в системе и образец ДНК? Причем, даже не знаешь, в каком направлении была её галактика?
— Да, — не задумываясь, решил Никон. — Если это была Кая или Олимпия.
— Я бы тоже, что понял не так давно, — ответил Иноксион. — И он решился. У него любовь забрали, вот он и колесит всю Вселенную в её поисках. Как ни странно, она имела такое же ДНК, как и мы. А вот он вместо красной крови имел серебряную.
— Даже так? — удивился Никон.
— Да, — просто ответил тот. — Он рассказал, что она для него больше, чем жизнь, и что он все на свете готов отдать, лишь бы она нашлась. Ему не важны ни пространство, ни время. Я с ним поделился этой историей, и он предложил мне сделать что-нибудь гадкое, в том числе и проклятие. Как он сказал, на моем месте он поступил бы именно так. Он мне дал тот самый кристалл, из которого я сделал компоненты для проклятия и для его снятия. Сказал, что так будет надежнее. Потом, проведя некоторое время здесь, не более месяца, и не найдя то, что нужно, он продолжил свои поиски. Улетел, и пообещал, что если найдёт, то непременно сообщит мне.
— И как, сообщил? — спросил Никон.
— Нет, — ответил Иноксион. — Но, я думаю, что найдет. С его одержимостью, точно найдет.
— Молодец, — заметил Никон.
— Да. Сейчас я смотрю на свою прошлую жизнь, которая кончается со знакомства с Олимпией, и понимаю, что я был во многом не прав. Нужно было действовать иначе. Теперь, я расплачиваюсь за свои ошибки, — Иноксион погрустнел.
— Чем расплачиваешься? — поинтересовался Никон.
— Тем, что Олимпия, как только узнала, что я виноват в проклятии её отца, перестала относиться ко мне, как к человеку, которого любит. Она не перестала со мной разговаривать. Не перестала видеться со мной на различных представлениях, вечерах, встречах. Она стала со мной слишком холодной, слишком вежливой, будто я для неё ничего не значу, — эти слова он произнес так печально, что Никону стало его жаль.
Хотя, почему это он должен его жалеть? Этот человек виноват в его проклятии, виноват в многочисленных смертях. Виноват! Но он ведь тоже человек. Ему тоже свойственно совершать ошибки. Ему свойственно раскаиваться, в чем Никон не сомневался. Этот человек переступил через свою гордость, через свои принципы ради того, что бы поговорить с Никоном. Он полюбил по-настоящему. Он раньше заблуждался.
Никон подумал, о том, что ему сказал Иноксион. Все же, как бы ни было, этот человек имеет право на второй шанс, даже если это вызовет у многих недовольство.
— Знаешь, мне кажется, ты заслуживаешь второго шанса, — сказал Никон.
— Может быть, и нет, — покачал головой тот. — Я не за этим пришел. Мне нужно, что бы всего лишь поговорил с Олимпией, чтобы она хотя бы стала ко мне относится, как к другу. Это все, о чем я прошу.
— Да? — удивился Никон. — И ни чего больше?
— Ничего, — отрицательно покачал головой тот. — Мне нужна лишь она. Более никто.
— Что ж, я поговорю с ней. Хотя бы потому, что ты снял с меня эту жуткую боль.