Проклятый год
Шрифт:
Сойер отправился на юг, проскочив через блокпост национальной гвардии, пока его еще устанавливали, затем по шоссе № 14 свернул на восток, медленно продираясь сквозь пробки и скопления разбитых машин. По сравнению с федеральной автострадой, шоссе оставалось относительно проходимым, и он успел отъехать на приличное расстояние.
На высоте двух тысяч метров дождь превратился в снегопад.
Альберт несколько раз чуть не выдал свою тайну Кэму, Эрин и даже Мэнни, опасаясь, что информация погибнет вместе с ним, но соображения личной безопасности неизменно оказывались сильнее. К тому же, Сойер знал: большая часть схем и прототипов «аркоса» безвозвратно утеряна.
25
Кэм обнаружил Рут за дверями избушки. Она покинула ее двадцать минут назад — столько времени ушло на то, чтобы подмыть Сойера и снова усадить его в вертикальное положение. У нанотехнолога могли возникнуть вопросы, которые Сойеру не следовало слышать. Рут сидела боком на нижней из трех ступенек крыльца, положив лэптоп на верхнюю, как на стол. На ее лице, подсвеченном голубым экраном, было радостное возбуждение.
При виде ее Кэм успокоился. Большая часть вопросов, которые он хотел задать ученой, отпали сами собой.
За спиной Рут стоял сержант Гилбрайд, остальные солдаты, видимо, побежали в лагерь докладывать новость. На корпусе огромного самолета зажглись огни — белые и красные маячки на хвосте и крыльях, в освещенном проеме грузового люка сновали человеческие фигурки. Лучи фонариков метались среди палаток, словно их растревожил подувший с плоскогорья ветер.
Опасаясь нечаянно наступить на снаряжение, Кэм задержался в дверях. В домик устремился холодный воздух.
— Как он? Опять спит? — спросила ученая.
— Надеюсь, что да.
Четыре человека тащили в самолет большой ящик. До полуночи оставалось еще около часа.
— Вы ведь не сможете взлететь ночью?
— Сможем, наверное. — Большие глаза, лучезарная улыбка. — Но скорее всего, они не станут рисковать.
— Отправление откладывается до утра, — сообщил Гилбрайд, подражая уверенному тону своего начальника, майора Эрнандеса. — Первым делом надо получить снимки со спутника, чтобы знать, где садиться.
Рут убрала компьютер с верхней ступеньки и поднялась. Кэм спустился к ней. Лицо Рут было скрыто в тени, за исключением щеки и тугой пряди курчавых волос. «Спасибо! — поблагодарила она. — Преогромное спасибо!»
Кэму показалось, что на него пахнуло теплом ее тела. Он вспомнил Эрин. Какой от нее исходил запах! Чудесный, нежный, женственный. Он повернулся к самолету и спросил:
— Эта ваша вакцина… точно будет работать?
— Да. И возможно, очень скоро, если получится ввести наш ключ распознавания в первоначальный образец.
— А что, если этот гад забрал все самое важное?
— В мире нет такого научного заведения, которое не снимало бы копии со всех своих материалов — образцов, программного обеспечения… Если понадобится, мы всю лабораторию перероем. Но главное оборудование Фридман — производственный лазер — все еще на месте. Вор не мог унести основные компоненты — они размером с холодильник. Имея схемы и «железо», можно попробовать создать частицы заново.
Кэм не очень поверил, но все равно кивнул. Ему в жизни пока мало везло. Юношу не прельщала перспектива оказаться у Сойера в няньках и переводчиках на целый месяц или, чего доброго, на год. По мере их выздоровления ненависть Кэма к бывшему другу только усиливалась. Оба выжили посреди всеобщей гибели. До него лишь сейчас дошло, какую власть имел над ним Сойер.
Сукин сын скорее всего не лукавил. Он был слишком слаб и измучен, вряд ли смог бы врать так правдоподобно, с таким обилием подробностей. Но Кэму потребуется много времени, чтобы уложить все это у себя в голове.
Альберт не в ответе за вспышку эпидемии.
— А как насчет остального? Совершенное здоровье, вечная жизнь — на это тоже можно надеяться? — спросил юноша.
— Абсолютно!
Кэм заметил, что Рут любила это словцо. Женщине явно нравилось выглядеть уверенной и решительной.
— Вот только встанем на ноги… Сегодня эксперты знают о нанотехе намного больше, чем год назад. Ничего не потеряно.
Рут, похоже, догадывалась, какой вопрос вертелся у парня на языке: «А меня-то… меня!.. Смогут вылечить?»
— Это возможно… — добавила она и протянула руку в холодную темноту. Ее пальцы наткнулись на запястье Кэма, скользнули вниз и обхватили кисть. Но прежде, чем тот успел отреагировать, женщина разжала ладонь.
Этот мимолетный жест совершенно ошеломил его.
Кэм и не надеялся, что кто-либо станет оказывать ему подобные непринужденные знаки внимания.
Удивительно яркое, голубое утреннее небо выглядело очень мирным. Сакраменто находился практически на уровне моря — на три с лишним тысячи метров ниже вершины, с которой полчаса назад взлетели самолеты. Стоя у инвалидной коляски Сойера, Кэм то и дело поглядывал в небесную бездну над головой. Солнце проявило серые разводы — отпечатки чьих-то пальцев на смотровом щитке из плексигласа. Кэм вытер жирные пятна рукавицей.
Тревога стучала в каждой пораженной клеточке тела — в руках, обезображенном ухе, гниющих зубах с левой стороны верхней челюсти. Он не мог потереть или почесать старые раны, отчего нервничал еще больше.
Сакраменто походил на чужую планету. В транспортнике не было иллюминаторов; после каменистой породы на вершине горы восьмиполосная автострада подействовала как электрошок. Кольцевую эстакаду № 80 со всех сторон обступали здания делового центра. Аккуратные кварталы сливались в сложную картинку — неразрешимую головоломку из линий и плоскостей. Естественный горизонт не просматривался ни с одной стороны.