Проклятый город. Однажды случится ужасное...
Шрифт:
— Что вы сделали, ты и твоя жена, с Бастианом Моро?
Антуан нервно моргнул, и Одри поняла, что этот вопрос застал его врасплох. Он сразу обмяк, словно воздушный шар, из которого выпустили воздух.
— Что?!
— Почему вы зачислили его в лицей? Только не рассказывай мне сказки, Антуан, я знаю, что фирма «Гектикон» не имеет к этому никакого отношения. Они не оплачивают обучение детей своих служащих. Так почему?
Его глаза расширились — красивые серые глаза в обрамлении густых длинных ресниц, словно у латиноамериканца. Потом он резко
— Все мои решения, связанные с обучением в лицее, тебя не касаются.
Он сжал ее запястье… пожалуй, слишком сильно…
— Ты слышишь? Не вмешивайся в мои дела! Не пытайся понять, что я делаю и зачем…
…все сильнее и сильнее…
— Ты ничего этим не добьешься. А потерять можешь многое…
…нет, действительно слишком сильно! На глаза Одри выступили слезы.
В это время послышался какой-то шум у нее за спиной. Шаги! Еще секунда — и кто-то выйдет из библиотеки!
Антуан внезапно выпустил ее руку. Сумочка соскользнула с ее плеча и упала на пол.
— Итак, я рассчитываю на вас, мадам Мийе, — любезным тоном произнес Рошфор.
Одри услышала, как позади нее открылась дверь.
— Надеюсь, вы будете держать меня в курсе дела, — широко улыбаясь, добавил он и шагнул в сторону, выпуская ее наружу.
Быстрота, с которой он переключился на совершенно другой тон, ошеломила Одри. Но она была слишком напугана, чтобы анализировать его способности к перевоплощению. Воспользовавшись заминкой, она подхватила с пола сумочку и быстро вышла из библиотеки.
Она даже не обернулась, чтобы посмотреть, кто стал ее невольным спасителем, или убедиться, что Антуан продолжает смотреть ей вслед с холодной улыбкой хищника, знающего наперед все маневры своей жертвы.
Одри прошла мимо опустевшей футбольной площадки, чувствуя дрожь во всем теле и едва сдерживаясь, чтобы не побежать. В глазах по-прежнему стояли слезы.
Зазвенел звонок, и она попыталась полностью сосредоточиться на этом звуке, казавшемся бесконечным, чтобы успокоиться и перевести дыхание.
Когда она поднималась по ступенькам основного здания, у нее внезапно появилась догадка. Все сведения, которые ей удалось выяснить за последнее время, вдруг связались в единое целое: Бастиан… «Гектикон»… «мерседес»!
Одри резко обернулась — со ступенек основного здания уже нельзя было увидеть вход в библиотеку, лишь второй этаж виднелся сквозь кроны деревьев, но ей показалось, что высокий человек в антрацитно-черном костюме все еще стоит возле двери. Она еще некоторое время оставалась неподвижной, не обращая внимания на поминутно задевающих ее учеников, которые возвращались с урока физкультуры, — полностью поглощенная фактами, которые неумолимо выстраивались в логическую цепочку у нее в мозгу.
Антуан зачислил Бастиана Моро в лицей в обход всех правил — возможно, при содействии своей жены.
Антуан был жесток — хотя до сих пор она ничего подобного в нем не замечала (но, в конце концов, разве она так уж хорошо разбиралась в мужчинах?).
У Антуана был «мерседес». Темно-синий.
В номере его машины не было стоящих рядом цифр «9» и «1», но были «2» и «1»… возможно, свидетели не слишком хорошо их разглядели?..
И наконец, Антуан… боялся. Да, сейчас она понимала, что его агрессия была вызвана страхом. Насилие, угрозы — в основе всего этого лежал глубокий животный страх…
Страх одного только имени: Бастиан Моро.
Глава 30
Квартира была обставлена очень просто: диваны из магазина «Конфорама», стеллажи плюс несколько фотографий и детских рисунков на стенах. Обычная типовая квартира, каких полно в любом городе, в том числе и в Лавилль-Сен-Жур, в квартале Вресилль. Этот квартал не был «проблемным районом» наподобие тех, что существуют в мегаполисах, но являл собой одну из тех унылых провинциальных окраин, которые напоминают о своих собратьях в больших городах.
Анне-Лауре Мансар было, на взгляд Бертеги, не больше тридцати лет, и она напоминала собственную гостиную: заурядная, болезненно-бледная женщина, с кругами под глазами, которые ясно свидетельствовали о хронической усталости, — видно было, что она разрывается между низкооплачиваемой работой и повседневным безрадостным бытом матери-одиночки.
— Так что же произошло? — спросил комиссар.
Анна-Лаура сидела перед ним с чашкой чая в руке (ему она забыла предложить чай).
— Я… я не знаю… То есть я не вполне уверена…
— Вы по телефону сказали мне, что ваш младший…
— Типьер, — перебила она. — Мы его всегда так называли. [10]
— Типьер — он что-то вспомнил?
— Даже не знаю, стоило ли мне это вам рассказывать… но… О! Я так испугалась!
— Испугались? Чего?
Она прикрыла глаза.
— Не знаю… Все, что ониделали с детьми… раньше. Если ониузнают, что их видели…
10
Видимо, имя Типьер образовано от измененного детского прозвища «пти Пьер» (petit Pierre) — «маленький Пьер».
— Мадам Мансар, — терпеливо произнес Бертеги, — успокойтесь и объясните мне, о чем речь.
— Типьеру последние три ночи снились кошмары. Я подумала, что это нормально… то есть объяснимо после всего, что он пережил… Мать Кристофа работает в той же больнице, что и я. Она медсестра, а я сиделка… И я уверена, теперь она будет добиваться того, чтобы меня уволили… Потому что это случилось по моей вине. Они ушли и ничего мне не сказали, но… дело в том, что меня вообще не было дома в тот вечер. Я оставила их втроем — обоих своих и Кристофа… О, я редко ухожу по вечерам, но…